Затем из имения вызывали ещё несколько слуг. К тому же я выяснила, что извещения о необходимости явки для дачи показаний, пришли Денизе. О чём она не преминула сообщить мне в письме. Велели наведаться к герцогу даже Фабрису, который сейчас был слишком занят хлопотами о том, чтобы накрепко засадить моего управляющего в тюрьму.
Такому рвению даже позавидовать можно, будь оно направлено в полезное и мирное русло. И пока мне не удалось толком ничего сделать. Лишь собрать всех свидетелей с винодельни, которые могли бы поддержать Перетта и поручиться в том, что он совершенно точно не мог так поступить.
Признаться, я ещё уповала на Ксавье и его возможные связи, что могли бы помочь. Он даже подпитал мои надежды, прислав записку с уверениями: всё будет в порядке! И букет — на этот раз из лилий совершенно невероятного розово-бирюзового цвета. Тут явно не обошлось без магии — ещё и потому что положенный природой срок их цветения пока не настал. Может быть, над ними поколдовал как раз тот самый легендарный садовник. Но легенда на то и легенда, чтобы оставаться недостижимой сказкой, которую только и передавать из уст в уста. Без возможности проверить её подлинность лично.
Я смирилась с этим довольно быстро — отчасти благодаря пылким извинениям маркиза. Отчасти из-за того, что у меня теперь была Ивлина. Моя волшебница стеблей и корней. Повелительница пыльцы и коры. А ещё совершенно непостижимых для меня реагентов, зелий и увеличивающих артефактов, с помощью которых она могла рассмотреть все собранные на винограднике материалы в самых детальных подробностях.
Я заглядывала в давно опустевшую лабораторию мужа, что временно стала пристанищем для этой увлечённой аспирантки, с особым благоговением. Умирала от нетерпения и любопытства — и в то же время опасалась спросить.
Но когда видела над заваленным листками, образцами и фолиантами стол, над которым торчала рыжеволосая макушка, на сердце невольно становилось легче. Даже странно, что его скромнейшая светлость не пожелал признаться в помощи во время нашей последней встречи. И глазом не моргнул, на его безупречном лице не дрогнул даже самый малюсенький мускул. Выдержка достойная подражания. Браво, месье дознаватель!
Но я не могла пока решить, как к этому относиться. Как и вообще ко всем его вспышкам совершенно непонятной мне заботы. И мимолётного беспокойства о том, что со мной происходит.
Что вообще со мной происходит? Тоже вопрос немаловажный. Кажется, ни одна моя мысль о Ксавье не обходилась зеркальным воспоминанием о его брате. Я даже порой ловила себя на том, что размышляю над нашими не вполне однозначными беседами. Гадаю, понимает ли нас его пёс и разговаривает ли с ним на самом деле каким-то ментальным способом.
Как же вцепился-то в мою жизнь месье суровый дознаватель! Словно под кожу влез — и зудит, зудит, не давая покоя.
Но сегодня моим размышлениям суждено было свернуть в другое русло. С утра меня огорошили не слишком приятными новостями: уведомлением о дате, на которую назначен суд над Переттом. Похоже, совсем этого избежать не удастся даже при всём вмешательстве Ксавье, подробностей которого я ещё не знала. Может, и к лучшему.
Первое слушание — как хотелось, чтобы и последнее — назначили через неделю. Похоже, прежде чем судить моего бедного Перетта, его решили хорошо помариновать в камере. Этого Фабрису я тоже не прощу!
Вторым утренним пинком от судьбы стал приезд — точно перед обедом — Денизы. Словно она учуяла запах утиного жаркого из самой столицы и решила непременно его отведать. Удивительно всё же, как при всей сухости фигуры она имела такой потрясающий аппетит. Впрочем, может, у неё дома скверный повар… Тогда её только пожалеть и остаётся.
Но жалеть «падчерицу» я передумала ровно в тот же миг, как она появилась в гостиной. Словно чернильное пятно, которому кто-то вдруг решил придать форму женщины.
— Вокруг тебя, как и всегда, куча забот! — выдала она вместо приветствия, отчего мне захотелось запустить в неё увесистой книгой расходов, которую я как раз держала в руках, делая пометки о последних закупках продуктов в имение.
— У тебя всегда озабоченный вид, — я глянула на Денизу исподлобья. — Даже и не поймёшь, со мной это связано или с больным зубом.
— Меня вызывали к королевскому дознавателю, ты представляешь? — Дениза гневно сдёрнула митенки и уселась в кресло рядом. — Как тебя угораздило вляпаться в такую неприятность? Кого ты вообще могла заинтересовать? С твоими-то способностями. Знаешь, я подумала, что, может, ловушка была расставлена не на тебя?
Я отложила книгу расходов в сторону и глянула на каминные часы. Ещё успею до обеда дать распоряжение на кухню, чтобы порцию Денизы отравили? Или хотя бы подлили в него слабительное снадобье.
— А на кого, позволь узнать?
— Я слышала, в твоём доме стали часто бывать более сильные маги… — голос «падчерицы» обрёл настолько фальшивую загадочность, что плохонькая актриса из погорелого театра умерла бы от зависти.
— В таком случае, этот замысел был с очень далёкой перспективой. И он дал осечку.
Дениза прищурилась, растягивая губы в сухой, словно стручок фасоли, улыбке.
— Мотивы злоумышленников порой бывают гораздо сложнее, чем нам хотелось бы. Впрочем, ты права. Если кому-то хотелось поймать в твоём доме мага, ловушку надо было устанавливать в спальне. Кто попадёт туда первым? Младший де Ламьер или старший? — она на миг задумалась. — Нет, старшего ты не потянешь. Слишком велика фигура.
Фигура там и правда выдающаяся. Память, на которую я не жаловалась ни разу до одного злополучного дня, мгновенно встрепенулась. Быстро и задорно она подкинула мне самый красочный вид на широкую спину и крепкие… гхм… бёдра герцога. Даже зажмуриться захотелось, словно я вновь узрела всё это перед собой. О-очень уместно! Даже уши ощутимо загорелись.
И отчего-то я была уверена: при всей своей неприязни к мужчинам, Дениза вполне была способна оценить привлекательность месье дознавателя. Что наверняка разозлило её ещё больше.
— Боюсь, об этом судить не тебе, — я пожала плечами, едва сохраняя холодную сдержанность. — Ты не потянешь даже гимназиста.
Кажется, от порыва вцепиться мне в волосы Денизу уберегло только появление в гостиной Ивлины.
— Я даже не знаю, миледи, хорошие у меня для вас вести или плохие… — проговорила она бодро, глядя в листок, что держала в руках.
Но, натолкнувшись на ответное молчание, остановилась и посмотрела на мою «падчерицу», затем на меня, затем снова на неё — и тогда только вспомнила, что надо бы присесть в книксене.
— Надо же… — протянула Дениза. — Ты теперь берёшь на работу не совсем вменяемых аспиранток?
Она покрутила у виска растопыренными пальцами.
— На твоём месте я выбирала бы выражения, — предупредила я мрачно. — Ты всё же в моём доме.
«Падчерица» тут же состроила удивлённо-обиженный вид.
— Это и мой дом тоже! Уж этого ты не можешь у меня отнять, — пожала плечами.
