– Да у нас за последний месяц преступность втрое скаканула! Не хулиганят они!.. Вот-то, может, и не того, а другие-то того!..
– Того-сего, – пробормотала Тонечка. – Пятого-двадцатого.
– Чего сделалось-то у вас?
Тонечка провела майора к дому старой княгини, выбила лопату и распахнула дверь.
– Вы пока ознакомьтесь с обстановкой, – предложила она. – А я сбегаю за… Ну, неважно.
Майор Мурзин заглянул в дом и, кажется, украдкой попытался перекреститься.
Тонечка перебежала на Сашин участок и постучала в дом. Прислушалась и еще раз постучала.
Дверь открыл незнакомый мужик, и Тонечка отступила на шаг.
– Извините, пожалуйста, – начала она. Должно быть, ночью явился муж, знаток дорогого шампанского и пятидесятилетнего виски, а она и не слыхала! – Мне нужна Саша или… Нет, если можно, позовите Сашу!..
– Здравствуйте, Тоня, – поздоровался незнакомец. – Как ваш парень? Отошел?
…И тут только Тонечка его узнала, да и то как-то… не очень.
Он был умыт, побрит, облачен в белую футболку и синие джинсы. На голове светлые волосы, а на носу – очки.
Кажется, золотые.
– Федор Петрович? – на всякий случай уточнила Тонечка. Он кивнул с некоторым удивлением. – Я вас не узнала! Там пришел майор Мурзин, должно быть, Саша ему позвонила.
– Да, да, – подтвердил Федор Петрович. – Она звонила по моей просьбе. Я не знаю местных… властей.
– Он сейчас осматривает дом вашей тети.
Федор Петрович сунул ноги в мокасины и выпростал из рюкзака мятую красную жилетку.
Тонечка проводила жилетку глазами.
– Мне, наверное, тоже нужно туда. – И Федор сбежал с крыльца.
Тонечка зашла в дом и позвала:
– Саша!
– Иду!
Она спустилась со второго этажа, тоже в джинсах и футболке, глаза веселые.
– Это что, наш вчерашний Фабиан?! – даже не поздоровавшись, спросила Тонечка. – Лесник?!
– Он самый.
– А что с ним такое?
Саша засмеялась:
– Я думаю, ничего особенного, просто он помылся и переоделся.
– Да нет, Саш, тот был какой-то другой.
– Да нет, Тонь, никакого другого тут не было!
И они посмотрели друг на друга.
– И… как он тебе? – задала Тонечка глупейший из вопросов.
– Ну, знаешь, я тоже удивилась, когда сегодня утром его увидела в собственной кухне! Он варил какао.
– Что он варил?!
– Какао, – сказала Саша легкомысленным тоном. – Для меня. Он сказал, что следует выпить именно какао, потому что легли поздно, а встали рано, и нужны силы на целый день. Я не стала говорить, что никогда не пью какао, и выпила.
– Молодец, – похвалила Тонечка и спросила, как давеча Родион: – А он кто?
– Я пока не поняла, – призналась Саша. – Но обязательно узнаю и расскажу тебе!
И засмеялась.
…Ого, подумала Тонечка.
– Пойдем к ним? Послушаем, что скажет местный шериф.
Они вошли в дом Лидии Ивановны, как раз когда «шериф», пристроившись за кухонным столом, с мученическим видом заполнял какие-то формы.
– Принесло, – пробормотал он, завидев Тонечку и Сашу.
– Ну что? – спросила Тонечка Федора Петровича.
– Заявление-то я, положим, приму, – заговорил между тем майор Мурзин. – Не имею права не принять. Но сразу говорю, толку не будет. Местные таким макаром сроду не хулиганили, это с Москвы какие-то беглые натворили! А вы, стало быть, есть внучатый племянник покойной Лидии Ивановны Решетниковой?
Федор кивнул. Сверкнули золотые очки.
– Ну, положим, видал я вас, когда вы к ней наезжали, но по закону, чтоб в наследство вступить, родство придется доказать по всем правилам.
– Товарищ майор Мурзин, – встряла Тонечка. – Сейчас ведь речь не о наследстве! Наследством родственники без нас займутся. Сейчас важно найти и задержать хулиганов. Они же все тут перепортили, хорошо, дом не подожгли!..
– Сказано, приму заявление! – повторил Мурзин с нажимом. – А толку все равно не будет! Наших местных вы в эти дела не путайте! Это с Москвы которые, те пускай отвечают!
– Пускай отвечают, – согласилась Тонечка. – Но их найти нужно.
– Да где ж их найти?!
– Я не знаю, – растерялась московская сценаристка.
– То-то и оно, – заключил Мурзин.
Сопя, он дописал бумагу до конца, перевернул, перечеркнул пустые строки и расписался. И Федору велел расписаться.
– А тебе, мужик, я совет вот какой дам. – Майор вытащил из-за стола свое пузо, проверил на нем пуговицы, которые норовили разойтись, и стал прятать бумаги в папку. – Не слушай ты никакого бабья, сходи к отцу Иллариону, чтоб бабусю по-людски проводили, схорони и в наследство вступай, если оно тебе надо. А не надо…
И майор махнул пухлой лапищей, словно выметая Федора Петровича вон. Пошел было к двери, но задержался возле Тонечки.
– А ты дотошная, – сказал он, кажется, с одобрением. – Я думал, сроду никаких родственников не сыщешь, а ты вот… сыскала!..
И ушел.
– Ну, этого следовало ожидать, – сказала Саша через некоторое время. – Не будет он заниматься! Ему дела ни до чего нет.
Федор Петрович бродил по комнате, посреди разора и беспорядка. Тонечке было его жаль.
– Вы расскажите, – попросил он и посмотрел на Сашу. – Как все с тетей Лидой случилось?
Пока Саша рассказывала, Тонечка рассматривала стол со съехавшей скатертью и одиноким блюдцем посередине.
Это блюдце не давало ей покоя. Оно должно было навести ее на какую-то мысль и все никак не наводило!
– Тоня подозревает бог весть что, – Саша улыбнулась, как бы извиняясь. – Но она у нас знаменитая сценаристка…
– А что вы подозреваете? – неожиданно спросил молчавший до сей поры Федор.
Тонечка рассердилась на «знаменитую сценаристку», это прозвучало как «записная врунишка»!
– Камея, – отчеканила она сердито. – Старая княгиня… то есть Лидия Ивановна, мы так ее называли, княгиней, никогда камею не снимала, и тут она пропала. И шторы! Окна были задернуты шторами. Я ни разу не видела, чтоб она задергивала шторы!..
Федор Петрович улыбнулся:
– Тетя много лет прожила в Голландии, – сказал он так, как будто говорил «она много лет прожила в Пензе»! – А там окна никогда не зашторивают. Священник проходит по улице по меньшей мере дважды в день и должен своими глазами видеть, чем занимается его паства… Зашторенные окна сразу вызывают подозрения в блуде или безделье, что гораздо худший грех, чем блуд, – добавил он, подумав.
