Тонечка посматривала на него, но никаких признаков безумия пока что не могла обнаружить.
Впрочем, она и не знала, что это могут быть за признаки! Глазами он не вращал, диким смехом не хохотал и за деревьями не прятался.
В доме Лидии Ивановны дядя Арсен вновь начал цокать языком и качать головой, и Тонечке показалось, что он готов заплакать.
– Кофе мене угащал! – повторял сапожник. – Вот здэсь сидэл! Па душам со мной гаварыл! Никто не гаварыл, а ана гаварыл!
Он подошел к дивану, опустился на колени и стал ковырять обивку, по-прежнему качая головой.
– Вы с ним не были знакомы? – тихонько спросила Тонечка. – Лидия Ивановна вас не знакомила, когда вы к ней приезжали?
– Я редко приезжал, – признался Федор Петрович. – Она ко мне в Москву чаще наведывалась.
…Вот это новость! Тонечка посмотрела на него.
Выходит, старая княгиня не была такой уж одинокой! И этот мужик – прямо полноценный внук, раз она ездила к нему в Москву.
– Но все равно мы виделись мало, – продолжал он словно с досадой. – У меня такая работа, меня никогда не бывает дома!
Тонечка хотела было спросить, что это за работа, и не стала.
– Дядя Арсэн пачиныт, – объявил сапожник. – Шовчыки будут адын к аднаму, под мыкраскопом станэшь искать, нэ найдэшь! За ынтсрумэнт схажу! Вы здэс жди!
Он протопал сапожищами по гулким половицам, за ним протащился шлейф запаха дешевого табака, кожи и дегтя.
– Спасибо вам за помощь, – промолвил Федор Петрович, когда голова дяди Арсена проплывала под окнами. – Я бы сам не догадался, конечно.
– Дядя Арсен говорит, что у вашей тети обувь была превосходного качества.
Он кивнул.
– У нее все было превосходное! – И улыбнулся. – Она не любила подделок ни в чем. И сама была… настоящей.
Тонечка разогналась было спросить про Рубенса, Голландию и папу римского, но он ее перебил:
– Вы же наверняка и священника знаете, Антонина.
Тонечка секунду вспоминала, знает она священника или нет.
– Да, конечно, – спохватилась она, уяснив, что речь идет об отце Илларионе.
– Мне к нему нужно сходить, – сказал Федор Петрович. – Проводите меня?
– Ну, конечно. Только я должна проконтролировать Родиона. Если его не усадить заниматься, он будет все время только рисовать. И обедать тоже не будет.
– Ему нравилось рисовать тетю Лиду?
Тонечка хотела было сказать, что Родиону вообще нравится рисовать странное, но вовремя остановилась.
Федор Петрович остался снаружи, а Тонечка забежала в дом и поднялась на второй этаж.
Родион, разумеется, не учил уроки, но почему-то и не рисовал. Он сидел в обнимку со своей собакой, подтащив ее к самым глазам, и перебирал шерсть на спине, словно что-то искал.
Тонечка изумилась:
– Что ты делаешь?
Не поднимая головы, Родион пробормотал:
– Ищу клещей.
Тонечка приблизилась, присела рядом на корточки и заглянула ему под руку. Буся моментально привскочила, встряхнулась и лизнула Тонечке руку.
– Я с нее сегодня снял клеща, – выговорил Родион трагическим тоном. Этому тону он научился у Насти, она умела «дать трагедию». – Мы пошли камыш рисовать туда, к ручью. Она бегала, бегала, а потом я ее схватил – ну, просто так! – а у нее на пузе клещ!
Тонечка погладила абсолютно чистую блестящую спинку – шэрстынка к шэрстынке, сказал бы дядя Арсен.
– Тоня, что будет, а? – плачущим голосом продолжал Родион. – Я в интернете читал про клещей. Даже большие собаки от них умирают, а наша маленькая совсем!
Тонечка поняла, что мальчишка на самом деле в ужасе, и она должна немедленно, сию же секунду его спасти! Она за него отвечает.
Сам себя уберечь он не сможет. Его может уберечь только она, Тонечка.
– Собака совершенно здорова, – сказала она убедительно. – Ты же видишь! С ней все в полном порядке. Если бы клещ ее цапнул, мы бы уже… увидели.
Она не стала объяснять, что собака скорее всего уже умерла бы.
– Мы завтра или даже сегодня купим средство и обработаем ее.
– Где мы купим, Тоня? – проскулил Родион. – В Москве?
– Ветеринарные магазины и аптеки есть везде, – еще более убедительно сообщила Тонечка. – И отстань от нее, мне кажется, она волнуется. Нет на ней больше никаких клещей!
– Ты думаешь, с ней ничего не будет?
– Я уверена, что не будет.
– Точно?
Тонечка вытащила у него из-под носа собачонку, покрутила туда-сюда, состроила ей рожу, спустила на пол и заключила:
– Клянусь тебе!
Он сразу поверил. Мачеха никогда не говорила пустых слов, он давно это понял.
– На всякий случай пока не таскай ее по зарослям. И сделай уроки. И дров притащи, возле печки почти нет. А рисовать можно на участке, у нас низкая трава, никаких клещей нет.
– Тогда я сначала порисую, а потом уроки.
– Сначала уроки, потом дрова, а потом рисуй сколько хочешь.
…Почему никогда нельзя делать то, что хочется, подумал Родион. Вот никогда! Почему все время препятствия: то дрова, то уроки?..
– Я схожу к отцу Иллариону, – сообщила Тонечка. – Провожу нашего соседа. Вернусь, и будем обедать.
Родион покивал. Он придумывал, как бы ему нарисовать утку. Сегодня в камышах он видел серую утку, и она была такая красивая!..
Мачеха вздохнула. Она не видела утку в камышах, но знала это мальчишкино выражение. Скорее всего, уроки и дрова будут забыты.
…Сейчас нужно не таскаться с соседом по городишку, а взять себя в руки и заставить Родиона засесть за уроки. И проконтролировать сделанное. И загрузить его полезной работой. Вот это было бы самое правильное, и мама одобрила бы!..
…Вот мы вернемся в Москву, пообещала себе Тонечка, сбегая по лестнице, не век же быть карантину, и я займусь его воспитанием как следует. Как педагог Макаренко! Труд, труд и еще раз труд!.. А пока пусть себе рисует.
…Малодушие и леность.
Всему виной ее собственные леность и малодушие!
– Я готова, – сказала Тонечка Федору Петровичу, сидевшему на лавочке под окном. – Пойдемте? Дядю Арсена мы по дороге встретим, тут только один путь. У вас на всякий случай есть маска и резиновые перчатки? В Тверской области особый режим не вводили, но мы носим от греха подальше.
Федор Петрович посмотрел на нее сбоку и сверху. Блеснули его золотые очки.
Был он плечист, крепок, короткие светлые волосы плотно прилегали к черепу, как на античных статуях.
