Так положено.
За всяким преступлением следует наказание, кажется, это норма римского права.
…При чем тут римское право, когда жизнь этой женщины сегодня же поменяется окончательно и бесповоротно, навсегда, и в самую худшую сторону, а Тонечка об этом знает и – больше того! – сделает все для того, чтобы так и было.
Это называется – торжество правосудия!
…Господи, зачем я полезла во все это? Я не хочу, не могу!..
– Я пойду, – очень тихо проговорила она, не поднимая глаз. – Вы меня простите, Валя.
– Батюшки мои, да ты ж не на тот свет, а в Москву только!.. Вот вы все, право слово, затейники, москвичи-то! Правду братец мой на вас говорит!..
И они разошлись – каждая в свою сторону.
Тонечка почти бежала, не поднимая глаз, совершенно позабыв, что должна зайти в отделение и поговорить с «братцем», с майором Мурзиным.
На мостике с чугунной решеткой и навешанными на нее ржавыми замками она чуть не налетела на него. Он стоял, взявшись за перила, поплевывал в воду и наблюдал, как мальчишки с берега забрасывают удочки.
– Тю! – Майор Мурзин повернулся и уставился на нее. – Далеко разлетелась-то?
– Здравия желаю, товарищ майор, – выпалила Тонечка. – На самом деле я к вам собиралась зайти.
Разговаривать с ним ей было легче. Во-первых, он противный, а во-вторых, если она правильно понимает, пацанов на гадкие дела подбил именно он, майор Мурзин!
– Все воду мутишь? – И майор всплеснул пухлыми руками. – Все убийц ловишь? Езжай в свою Москву и там лови, у нас тута и не хулиганили почти, пока москвичи не понаехали! А сейчас преступность втрое скакнула! И ты еще туда-сюда мотаешься!..
– Мы как раз собираемся в Москву, – уверила Тонечка, тараща шоколадные глаза. – Муж приехал, чтоб нас забрать.
– Ну и дуйте!
– Да мы дунем, только я хотела вам сказать, что Федор Батюшков, внук Лидии Ивановны, куда-то запропал.
– Так я ему не нянька! Искать его, что ли! Наверняка тоже в Москву подался, как вы все, заполошенные!
– Я понятия не имею, куда он подался, – продолжала Тонечка, – но дверь в дом Лидии Ивановны открыта, и замок сорван.
– И это не моя забота, – отрезал майор Мурзин. – На то хозяин имеется, а ежели он бестолочь московская, замок не приладил, за это мы не в ответе!..
– Все свои ценности, – бухнула Тонечка в соответствии с планом операции, – Лидия Ивановна хранила в подполе в коридоре. За банками с вареньем.
– Ты-то с чего взяла?!
– Она рассказала Родиону, моему сыну, – продолжала Тонечка действовать «в соответствии». – Я не знала, а он только вчера вспомнил. А тут как раз муж позвонил и сказал, что нас забирает. Вы бы проследили за домом, товарищ майор! Пока хозяин не появился, Федор то есть. А то ведь пропадут старухины ценности! Она, наверное, хотела, чтоб они внуку достались.
– Да не стану я следить, – с разгону сказал майор Мурзин и почесал под фуражкой. – Хотя!.. Может, ты и дело говоришь. Ладно, замок приладим, а там наследники как хотят.
– Вот спасибо вам! – фальшиво обрадовалась Тонечка. – А то прямо груз на шее, эти ценности! Как будто я должна, а не сделала! Теперь с легким сердцем поедем.
– И чего? Не возвернетесь? С концами?
– Саша, соседка моя, по-моему, совсем уехала, – продолжала врать Тонечка. – Вчера под вечер собралась. А мы, наверное, летом вернемся. Родиону нужно учебный год закончить, а отсюда никак не получается, интернет не тянет.
– Да это вам, московским, все какие-то специальные штуки подавай! А по-нашему, нормально он тянет!.. Ну и правильно, что уезжаете, с вами хлопот больно много!
– И вам всего хорошего, – попрощалась Тонечка, повернулась и пошла обратно.
Майор Мурзин повернулся, сплюнул в воду и продолжил смотреть на парнишек. Тонечка незаметно оглянулась.
Стоит человек в форме на мосту, смотрит на воду.
Человек как человек.
Никуда не побежал, звонить никому не стал, по-пластунски в засаду не пополз! Может, она ошибается? Может, все ее теории – просто выдумки неистового сценариста у нее в голове?..
Она вернулась домой, на всякий случай заперла парадную дверь и стала ходить туда-сюда по комнате, изнемогая от нетерпения. Потом через кухню вышла на террасу и там продолжала изнемогать.
Саше не позвонить. Она в «Капитанской бухте», и связи там никакой нет. Мужу не позвонить, он в той же самой бухте.
…Кому бы позвонить?
Матери Марине Тимофеевне Тонечка звонить не стала. Та моментально догадается, что с дочерью что-то происходит, и придется врать и ей тоже, а врать матери Тонечка не любила.
Около двух часов прибежали Родион с Бусей и сказали, что страшно проголодались.
Тонечка усадила их есть бульон. Родион болтал без умолку, и все о том, как хорошо, что приехал отец, и у них теперь начнется совсем другая жизнь, и он свозит их на Волгу, и Родион там наконец-то порисует как следует.
– Он тебя засадит за уроки, – пообещала Тонечка, которая уже совсем изнемогла. – И будешь ты целыми днями алгебру учить!
Но мальчишка на провокацию не поддался.
– Ну и что? – вскричал он. – Ну и буду! Все равно я по вечерам смогу рисовать! Тонь, а Саша когда вернется?
– Я не знаю.
– Она тебе не сказала?! – поразился Родион.
– Вообще-то, – заговорила мачеха, – может, мы с тобой сами к ней съездим.
– Когда?!
– Сегодня.
– Куда?!
– Туда, – и Тонечка махнула рукой в сторону берез над ручьем. – А что? Там тоже красиво.
Родион ничего не понял. Он привык к тому, как они жили все это время – ничего друг от друга не скрывая и понимая один другого даже немного больше, чем хотелось. Он точно знал, что мачеха его не обманывает, разве только по пустякам. И он сам, обманывая ее, был уверен, что она догадывается об обмане и словно разрешает ему его, заранее прощает.
А тут такие новости!
– Тоня, – сказал он и взял ее за руку, – что такое, а? Зачем нам уезжать? Папа только что приехал! – И спросил с ужасом: – Вы что, поссорились, да?
Тонечка погладила его по голове. Ей было неловко перед ним.
– Ничего мы не поссорились.
И вздохнула. Родион заподозрил самое худшее, хотя что может быть хуже родительской ссоры!..
– Бабушка заболела? – спросил он, замирая. – Или дед?..
…Больше всего на свете ему было нужно, чтоб все оставалось так, как сейчас. Чтобы его новой – семейной! – жизни ничего не угрожало. Чтобы родители не ссорились, Настя не ругалась, Данька не терял паспорт и зачетку, а бабушка Марина и дед Андрей были бодры и здоровы! Тогда он, Родион, может немного передохнуть. В детдоме он жил словно все время в обороне, хотя на него никто особенно не нападал, и ребята были хорошие, дружные, но… какие-то другие, не такие, как он сам, по крайней мере ему так казалось. Все мечтали только об одном – разбогатеть. Даже лучший друг Вовка и тот строил планы, как он, такой, закончит школу, потом колледж, а когда из армии вернется, откроет «с пацанами» автосервис и накопит на подержанную «бэху», и на этой «бэхе», такой, приедет в детдом, а Маргарита Николаевна, директриса, выбежит на крыльцо, а он, такой, ей скажет: «Садитесь, Маргарита Николавна, покатаю!» Все девчонки рвались в Москву, чтоб стать там певицами или модными блогершами и выйти за богатого. Никто ничего не любил… делать. Родион любил рисовать, и ему с этой страстной любовью было неловко среди остальных, занятых мечтами о деньгах. А в новой семье он отдыхал на полную катушку – рисовал, его все хвалили и говорили, что у него талант, уроками он ловко манкировал, ну, так ему казалось, и за все отвечали взрослые – Тонечка и отец, а Родион ни за что не отвечал, и это было просто прекрасно.
