— Ну, ладно, — отец Даниил закончил, наконец, тягостное молчание. — Хватит уже говорить о моем прошлом. Идемте к памятнику — вы же хотели узнать его историю.
Они вышли на площадь. Продавщица кафе, стоящая, как обычно, в дверях с кульком семечек, заметила их еще издали.
— Батюшка, здрасьте! — заорала она во все горло. — И вам, прохвессор, доброго денечка.
— Здравствуйте, Марья Петровна, — приблизившись, улыбнулся отец Даниил.
— Что это вы, батюшка, давно в кафе не захаживаете? Забыли меня совсем, — посетовала продавщица, усиленно строя священнику глазки.
Тот сделал вид, что не замечает этих знаков внимания.
— Так дела у меня, Марья Петровна. Ремонт в церкви только закончил, на днях забор новый сладил. Семен Семенович обещал садовника прислать — клумбы с розами организую. Сам всем занимаюсь, помощников нет. Я при церкви живу, я в ней служу — стало быть, я и хозяин. А кто хозяин, тот и хозяйство блюдет.
Марья Петровна кокетливо сощурилась.
— Вам, батюшка, если помощь какая нужна, вы только скажите. Уж я подмогну, не сомневайтесь.
Священник поспешил перевести разговор на другую тему.
— Хорошая погода, не правда ли? — поинтересовался он у продавщицы тоном английского джентльмена. — Ни ветерка нынче, ни облачка.
Марья Петровна подняла вверх щекастое лицо.
— Облаков-то нету, зато воронья полным-полно, — заворчала она. — Вон как шныряют друг за дружкой, вражьи морды. Помяните мои слова — на днях страшная гроза разразится.
— Что вы, Марья Петровна — какая гроза? — махнула рукой Виктория. — Я только сегодня через телефон погоду в Интернете смотрела — всю неделю ясно.
— Не верю я, прохвессор, этому тырнету, — хмыкнула продавщица. — Сейчас ясно, а через пару дней поглядим, кто из нас прав окажется — я или тырнет ваш.
Презрительно выпятив нижнюю губу, Марья Петровна защелкала семечками.
— Ладно, пойдем мы, — сказал священник, видя, что разговор не клеится.
— Угу, — хмуро буркнула продавщица и отвернулась.
Отец Даниил с Викой направились к памятнику.
— Итак, дочь моя — вы наверняка хотите знать, чья это скульптура? — обратился священник к девушке.
Та согласно закивала.
— Знакомьтесь: Петр Николаевич Смолин.
— Граф Смолин? — поразилась Виктория. — Как же его памятник сохранился? Ведь после революции уничтожались любые напоминания о знатных особах!
— Эту статую тоже сносить собирались, но ее спас один именитый ученый, — заулыбался отец Даниил. — Проезжая через Красные петушки, увидел памятник и заверил наше начальство, что тот сделан из редчайшего вида сибирского мрамора. Начальству это, разумеется, польстило, они и не стали графа трогать. У нас не столица, надзора строгого не было. Ну, стоит мужик в костюме — мало ли, кто такой. На лбу же не написано, что граф.
Отец Даниил обошел памятник и поманил Вику за собой. Приблизившись, она увидела в задней части постамента небольшую продолговатую нишу.
— Тут раньше находился кованый барельеф, изображающий святое семейство, — пояснил священник. — Мне о нем отец рассказывал, а ему — дед… К сожалению, после прихода красных барельеф исчез.
— Наверное, солдаты утащили, — предположила Вика.
Она провела рукой по желтоватому мрамору. Если не считать утерянного барельефа, памятник сохранился в идеальном состоянии. Его щадили не только люди, но и время.
Пройдясь до сквера, священник с Викторией зашагали по центральной аллее. Какое-то время они гуляли молча.
— Отче, — прервала тишину девушка, — а что вам известно про графов Смолиных?
Отец Даниил прищурился.
— Все официальные факты собраны в архиве, с которым вы сейчас работаете. А остальное — мифы, легенды…
— Обожаю мифы, — улыбнулась Вика. — Расскажите, пожалуйста.
— Что ж, извольте, — священник огладил длинную бороду. — Помните, при нашей первой встрече — позавчера за ужином — Эммануил Венедиктович выспрашивал меня о страшном проклятии?
Девушка наморщила лоб.
— Да, что-то такое припоминаю. А как это связано с графским семейством?
— Самым прямым образом. Смолины, как я слышал, были проклятым родом. Наложил проклятие некий могущественный колдун — за то, что граф не исполнил данное ему обещание. Проклятие очень давнее, его история тянется с позапрошлого века. В чем оно состояло, мне доподлинно неизвестно. Знаю только, что это как-то связано с первенцами графского рода и… со смертью.
— То есть из-за проклятия умирали первые представители каждого нового поколения Смолиных? — уточнила Виктория.
Священник пожал плечами.
— Понятия не имею. Это все, что мне известно. Другие в деревне вообще об этом не слыхивали. Легенда о проклятии передается только в нашей семье. Ее мне отец рассказал, ему — его отец… Я, к сожалению, своему сыну уже ничего рассказать не смогу. Поэтому будем считать, что информация сейчас к вам по наследству перешла. Изучите документы архива — может, и удастся разгадать тайну графского проклятия.
Отец Даниил поднял голову и задумчиво уставился в небо, где летали сотни черных птиц.
— Много их как, откуда только взялись? Права Марья Петровна — быть скоро грозе. Ишь как воронье в воздухе-то кувыркается: резко вниз, а после так же вверх. Верная народная примета — к непогоде.
Виктория тоже глянула на небо.
— Какой сегодня день жаркий, — заметила она, жмурясь от яркого июльского солнца. — Не Россия, Африка прямо.
Опровергая ее слова, по аллее вдруг загулял холодный пронизывающий ветер.
— Ну вот, дочь моя, а вы на жару сетовали, — грустно улыбнулся священник. — Что ж, давайте прервем нашу прогулку. Мне еще в церковь зайти надо, да и у вас наверняка дел предостаточно.
Девушка поняла, что сеанс откровения закончен.
— Вы правы, отче, — согласилась она. — Пора возвращаться к разбору архива. Кстати, я как раз читаю дневник Петра Николаевича. И, судя по записям, раньше Красные петушки были просто Петушками. Вы случайно не знаете, почему изменилось название деревни?
— Случайно знаю, — улыбнулся отец Даниил. — На днях мы встретимся, и я обязательно расскажу вам об этом. А сейчас — извините, мне пора.
Священник махнул на прощание рукой. Он уже собирался уходить, как вдруг остановился и пристально глянул на девушку.
— Виктория, — произнес отец Даниил твердо, даже жестко. — Я хочу сказать вам кое-что важное. Пожалуйста, не задавайте никаких вопросов, а просто выслушайте и запомните. Договорились?
Вика кивнула. Священник выдержал паузу, а затем, глубоко вдохнув, выдал:
— Порой любовь маскируется под безумие, а успех — под безрассудный риск. Истинное назначение тех или иных поступков часто открывается уже после завершения действия. Когда ничего нельзя изменить, ничего нельзя исправить. Помните об этом, читая графский дневник. Храни вас бог, дочь моя.
