— Не понимаю, какое это к нам имеет отношение…
— Сейчас поймете, — коротышка поднял вверх трость, обозначая важность момента. — В интервью практически открытым текстом написано, что отец ребенка — Семен Семенович!
При последних словах Вика похолодела. До этого момента она надеялась, что тот странный разговор между Тормакиным и Долоховым ей просто померещился.
— Эммануил Венедиктович, — осторожно поинтересовалась девушка, — а вы случайно вчера за ужином ничего подобного не слышали?
Старик удивленно вытаращил глаза.
— Вчера?! За ужином?! Помилуйте — как же такое возможно? Газета вышла только сегодня утром!
Поколебавшись, Виктория решила задать мучающий ее вопрос.
— Как вы думаете, — обратилась она к Быстрицкий, тщательно подбирая слова, — можно ли, находясь в столовой, услышать разговор, происходящий на втором этаже?
Коротышка протестующе замахал руками.
— Что вы, милочка! В этом доме очень толстые перегородки. Не разобрать даже, что происходит в соседней комнате — не то что на другом этаже, — он мечтательно прищелкнул языком. — А как бы я хотел слышать через стены и знать, о чем говорят люди в мое отсутствие. Чужие секретики — они такие интересные…
Едва попав в столовую, Вика учуяла довольно необычный запах. Вязкий, тяжелый, он заполнял собою всю комнату. За столом сейчас находился один Семен Семенович. Его компаньон, Сергей Константинович, отправился играть в гольф (о чем девушке услужливо шепнул Быстрицкий). Вика со старичком уселись рядом с банкиром и принялись за еду.
Выдержав для приличия небольшую паузу, девушка подступилась к Тормакину с расспросами о найденном рисунке. Семен Семенович немало озадачился этой новостью.
— Ничего подобного в архиве не было, — сказал он Вике. — Как только разберусь с делами, обязательно спущусь в подвал и посмотрю, что там за картинка. В любом случае, этот документ не трогайте. Ученые приедут — все изучат. Когда архив упорядочится, кстати?
— Максимум через десять дней, — уверила его Виктория.
— Отлично. А что изображено на рисунке, который вы обнаружили?
— В центре — женщина с ребенком. А вокруг еще пятеро детей…
— Ох уж эти детки, — с досадой перебил девушку банкир. — От них у взрослых одни проблемы. Мне дети вообще противны. Жизнь без них куда лучше!
Присутствующие отлично понимали, что Семен Семенович психует из-за интервью Эльвиры Сенаторской. Но никто, естественно, не проронил по этому поводу ни слова.
— А некоторые мамаши, — не унимался Тормакин, — готовы все свои беды на ребенка списать. И фигура у них, видите ли, после родов испортилась, и возможности они какие-то упустили, и карьера под откос покатилась. Я лично так считаю: если беременность мешает твоей карьере или фигуре — делай аборт, и точка!
Вязкий аромат новой волной захлестнул столовую. Но Вика почти не обратила на это внимания. Тема, затронутая банкиром, ее по-настоящему взволновала.
— Семен Семенович, люди по разным причинам решаются прервать беременность, — горячо возразила она. — Есть серьезные обстоятельства в жизни, да и медицинские показания бывают. Ни одна здравомыслящая женщина просто так, из-за фигуры, на аборт не пойдет. Это убийство, грех. А кто к этому призывает, ничуть не лучше. Ответ и тем, и другим перед богом держать придется.
БЛЕНЦ! Поднос, который Настя в это время подносила к столу, выскользнул из рук служанки и полетел вниз. Все его содержимое оказалось на полу. На шум из кухни выскочила Ольга Михайловна. Тормакин брезгливо поморщился.
— В темпе все уберите, — процедил он сквозь зубы.
Женщины похватали с пола еду и заторопились к выходу. Когда Настя проходила мимо, Виктория заметила, насколько девушка бледна. Впрочем, виной тому вполне мог быть странный вязкий запах, окутывающий столовую.
— Все в порядке? — участливо поинтересовалась Вика у служанки.
Та закусила губу и молча скрылась на кухне. Быстрицкий, от внимания которого тоже не ускользнула Настина бледность, наклонился к Вике и прошептал:
— Наверное, магнитные бури влияют…
Над столом повисла тяжелая пауза, и старичок поспешил разрядить обстановку.
— Интересно, что у нас на десерт? Я так мечтаю отведать ванильный пудинг.
«Ванильный пудинг! — дошло до Вики. — Вот что за странный запах витает в столовой».
Она улыбнулась.
— Радуйтесь, Эммануил Венедиктович — ваша мечта скоро осуществится.
В этот момент из кухни вышла Настя с большим закрытым подносом. Служанка установила его на середине стола и торжественно объявила:
— Ванильный пудинг.
Тормакин и Быстрицкий удивленно посмотрели на Викторию.
— Откуда вы знали, что на десерт будет мое любимое кушанье? — поразился коротышка с пышной шевелюрой. — Выпытали у Ольги Михайловны?
Девушка пожала плечами.
— Зачем выпытывать, если запах пудинга слышен, как только заходишь в столовую.
Тормакин с Быстрицким недоуменно переглянулись.
— Дело в том, дорогой профессор, — заговорщицки подмигнул старичок, — что наша чудесная кухарка держит в строжайшем секрете не только рецепт своего фирменного блюда, но и время его приготовления. Ольга Михайловна так тщательно конспирируется, закрывая все кастрюли и миски, что никто в доме до последнего момента не догадывается о сюрпризе. А вы так запросто его разгадали. Браво!
— Ну и нюх у вас, Виктория — любая собака позавидует, — добавил банкир.
Все получили по большому куску белой студенистой массы и с удовольствием принялись за еду. «Как же я понимаю Эммануила Венедиктовича, — думала девушка, уплетая ванильную вкуснятину. — Действительно, не пудинг — мечта!»
После обеда она решила немного прогуляться. Следом увязался Быстрицкий. Впрочем, сейчас его присутствие не вызвало у Вики досады. Почему-то этот нелепый старик в потертом костюме и туфлях из секонд-хенда становился ей все симпатичнее.
— Меня ночью садовник напугал, — пожаловался Эммануил Венедиктович, когда они шли через сад к воротам. — Чертов китаец бродил между деревьями в дождевике, а я его опять за привидение принял.
Не получив в ответ сочувствия, коротышка переключился на другую тему:
— Я с вами, дорогой профессор, хочу обсудить рисунок, который в архиве обнаружился. Есть одно интересное предположение…
Не успел Быстрицкий договорить, как перед ними возникла продавщица из кафе. Марья Петровна как раз возвращалась с обеденного перерыва и, заметив выходящих на площадь знакомых, поспешила к ним.
— Пойдемте, гости дорогие, я вас угощу чем-нибудь вкусненьким.
— Что вы, Марь Петровна, — важно отмахнулся от нее старичок. — Некогда нам гостевать, мы обсуждаем важный старинный документ.
