Продавщица иронично приподняла брови.
— То есть вам, Эммануил Венедиктович, сегодня не наливать?
Быстрицкий напыжился и стал похож на маленького ощипанного воробья.
Покинув насмешливую продавщицу, они с Викой двинулись по аллее вглубь парка. Коротышка снова заговорил о рисунке.
— Знаете, никак из головы не идет то изображение женщины с оторванными волосами. Очень уж она Свету Бугримову напоминает.
— Легкомысленную девушку, убитую на окраине деревни? — удивилась Виктория. — Что же между ними общего?
Быстрицкий поежился.
— У Светланы, дорогой профессор, как и у этой женщины, волосы с головы были сорваны.
— Как — сорваны?!
— А вот так. Скальпировали девчонку самым натуральным образом. Кстати, я еще вспомнил: Света тоже блондинка, и волосы у нее были разложены точь-в-точь, как на найденном старинном рисунке!
— Вам-то, Эммануил Венедиктович, откуда такие подробности известны? — Вика с подозрением глянула на старичка. — Неужели были на месте преступления?
Коротышка смущенно поводил тростью по земле.
— Нет, я не был. У меня, знаете ли, психика очень впечатлительная для подобных зрелищ. Мало приятного: увидеть безволосый труп, да еще жутко-усмехающийся.
Викторию и саму передернуло от такого описания.
— Чего это она усмехалась?
— Понятия не имею… Знаю только, что когда Светлану нашли, улыбка у нее была от уха до уха — голливудские звезды обзавидуются.
— Эммануил Венедиктович, вы так и не сказали, откуда эти сведенья. Секрет, что ли?
— Какой секрет! — замахал руками старичок. — Отец Даниил все рассказал — он, как только труп обнаружили, сразу на место убийства явился.
— Это возле церкви случилось? — поразилась девушка.
Быстрицкий отрицательно качнул головой.
— Труп на другом конце деревни нашли — возле заброшенных сараев.
ГЛАВА 10
От любви до ненависти
Вика резко остановилась. Но причиной тому были вовсе не слова Эммануила Венедиктовича. Девушке вдруг на секунду показалось, что картинка перед глазами стала черно-белой, как в допотопном телевизоре. «Это еще что такое?!» Прищурившись, она всмотрелась в окружающие предметы. «Нет, все нормально: трава, как и прежде, зеленая, небо голубое, Быстрицкий… ну, этот всегда черно-белый — в своем неизменном клетчатом костюме». Виктория сморгнула и, удостоверившись, что зрение в полном порядке, опять включилась в разговор об убийстве блондинки.
— Труп, говорите, возле сараев нашли? — переспросила она старичка. — Это развалюхи, которые при въезде в деревню стоят?
— Они самые, — подтвердил Быстрицкий. — Именно там все и произошло.
Виктория собиралась продолжить беседу, но внезапно… зрение опять стало черно-белым. Это было по-настоящему жутко: мир утратил все краски — будто завял, умер! Девушка удивленно озиралась по сторонам. Что происходит? Может, это галлюцинация?! Вика сморгнула — ничего не изменилось. Тряхнула головой — тоже не помогло.
— Что с вами, дорогой профессор? — забеспокоился Эммануил Венедиктович, наблюдая за ее странным поведением. — Вам плохо?
— Нет, мне не плохо, — Виктория продолжала усиленно смаргивать.
— Тогда почему вы так часто моргаете?
Девушке нестерпимо захотелось остаться одной, чтобы разобраться в ситуации. Вот только как отшить прилипчивого старика?
— Эммануил Венедиктович, — неимоверным усилием Вика подавила в голосе раздражение. — Пойду я — надо архив разбирать.
— Отлично, — обрадовался Быстрицкий. — И я с вами. Очень хочется еще раз на ту цветную картинку глянуть.
«Только этого не хватало!», — Виктории пришлось срочно менять тактику.
— Знаете — вы правы, мне что-то нехорошо. Пожалуй, отдохну немного в комнате.
— Конечно-конечно, отдохните, — коротышка участливо закивал пушистой головой. — Сегодня всем нехорошо — и Насте за обедом, и вам теперь. Проводить?
— Не беспокойтесь — сама дойду.
Девушка уже развернулась по направлению к дому, когда старик ухватил ее за руку.
— Что еще?! — рявкнула Вика, не в силах больше сдерживаться.
Эммануил Венедиктович испуганно захлопал белыми ресницами.
— Я только хотел сказать, милочка, чтоб вы успокоились. Все наши болезни — от нервов…
Оказавшись в комнате, Виктория рухнула на кровать. Эмоциональное перенапряжение явно сказалось на психике: едва коснувшись подушки, девушка провалилась в тяжелое многочасовое забытье.
Тук-тук… Ее разбудил стук в дверь.
— Дорогой профессор, — жалобно пискнул с той стороны Быстрицкий. — Ужин начинается, вы придете?
Вика молчала. Только когда Эммануил Венедиктович удалился, девушка открыла глаза. Ничего не изменилось — зрение по-прежнему лишено цвета. С глухим стоном Виктория уткнулась в подушку и пролежала так еще несколько часов. Когда же она, наконец, очнулась, то обнаружила, что… комната опять цветная!
Да, зрение полностью восстановилось — в этом нет никаких сомнений. Викино лицо расплылось в глупой улыбке. Чувствовать себя «нормальной» было чертовски приятно. Девушка глянула на часы — полдвенадцатого. Похоже, спать она ляжет без ужина. Ну и пусть! Главное, что мир снова такой привычный!
— Мне все это надоело, — вдруг явственно раздался из-за стены женский голос.
Вика вздрогнула. Она узнала говорящую — это была Настя. Что служанка делает в кабинете Тормакина в столь поздний час?
— Мне надоело все, слышишь? — повторила Настя.
— Слышу, — спокойно ответил Тормакин (ага, и он там).
— Я хочу уволиться.
— Увольняйся.
— Тебе что, все равно?!
— Нет. Но если ты так хочешь — увольняйся. Я тебя не держу.
Послышались громкие всхлипывания — Настя плакала.
— Ты настоящее чудовище! Как можно было за обедом так цинично рассуждать о женщинах и детях?
— Не начинай истерику. Ты знаешь — я этого не люблю.
— Да ты вообще ничего и никого не любишь! Ты не способен любить, у тебя нет сердца!
— Зато у меня есть то, что тебе вполне его заменяет — мои деньги.
— Что ты говоришь?! — возмутилась девушка. — Я люблю тебя не за то, что ты богат. Я осталась бы с тобой, даже если бы ты разорился.
— Какое счастье, что мы не можем проверить твою искренность, — заметил иронично банкир. — Это все только слова, дорогуша. На деле я что-то не припомню с твоей стороны каких-либо жертв.
— Не припомнишь? — в Настином голосе появились металлические нотки. — А как же аборт, который я сделала в прошлом году по твоему принуждению? Неужели этого мало?
