В комнате на несколько секунд повисла тяжелая пауза.
— Ты с самого начала знала, что я против детей, — сказал, наконец, Тормакин. — Беременность — твоя личная проблема. К тому же после аборта я оплатил тебе шикарный полугодовой отпуск на курорте. Чем ты недовольна? Впредь нужно тщательнее предохраняться.
— Уже не нужно, — с горечью отозвалась Настя. — Вчера позвонил мой гинеколог и сказал, что я бесплодна.
— Отлично, — хмыкнул Тормакин. — Теперь у нас одной проблемой меньше.
ХЛЯСТЬ! — раздалась звонкая пощечина, и практически сразу же хлопнула дверь.
— Истеричка, — процедил сквозь зубы Тормакин.
После того как Настя убежала, банкир оставался в кабинете не больше минуты. Когда он тоже вышел, Виктория недоуменно посмотрела в зеркало шкафа-купе.
— Ни фига себе, — сказала она собственному отражению.
Получается, банкира и Настю связывают любовные отношения. И судя по тому, что Тормакин стерпел пощечину от служанки, она ему действительно дорога.
— А еще мне слышатся разговоры через стену, — невесело подытожила Вика.
Она натянула на голову одеяло. Спать, немедленно спать! Пока снова не почудились голоса из-за стены. Уф, как же ей надоели все эти ненормальности…
* * *
Первым, кого девушка увидела, едва погрузившись в сновидение, был слуга Харитон. Заложив руки за спину, он кружил по аллее графского сада, явно кого-то поджидая. Голова туземца была низко опущена, глаза прикрыты. Нервно комкая в руке листок бумаги, он ходил взад-вперед и бормотал что-то под нос. Внезапно Харитон умолк. Поднял голову и, не мигая, уставился вдаль. Там, в самом начале садовой аллеи, показалась белая фигура. Это была кормилица Светлана. Нежно прижимая к себе двух малышей, она прогуливалась по саду, не подозревая о предстоящей встрече с туземцем. Харитон быстро сошел с аллеи и укрылся за стволом высокой сосны. Некоторое время он внимательно наблюдал за женщиной, а когда та, наконец, приблизилась к дереву, стремительно вышел из своего укрытия.
— Ой! — Светлана побледнела от неожиданности.
Она попыталась, было, обойти туземца стороной, но у нее ничего не вышло.
— Что это ты удумал? Не балуй! — женщина сдвинула брови, изображая сердитость, хотя сердце ее бешено колотилось от страха.
— Я не причиню тебе вреда, — Харитон без труда разгадал браваду кормилицы. — Мне только и нужно, Светлана, что поговорить с тобой.
Та строго посмотрела на туземца.
— Не о чем нам разговаривать.
Женщина снова попыталась обойти его, но безрезультатно — мощная широкоплечая фигура Харитона перекрывала дорогу. Он усмехнулся.
— Не думай, что сможешь убежать от меня. Без разговора я тебя не отпущу, так и знай.
Светлана застыла на месте. Если бы не дети у нее на руках, кормилица, возможно, повела бы себя более решительно. Но она опасалась напугать малышей, и потому покорно кивнула.
— Твоя воля — давай поговорим.
Получив согласие, туземец вдруг смешался. От его былого напора не осталось и следа.
— Вот, прочти, — он протянул женщине тот самый листок, который сжимал в руке.
— Безграмотная я, — покачала головой кормилица. — Уж ты как-нибудь сам.
Смутившись еще больше, Харитон судорожно сглотнул.
— Хорошо, слушай…
Уставившись в листок, туземец стал читать нараспев:
«Храни меня, последняя любовь
От мелочных, незначимых сомнений,
От ревности и от пустых тревог,
От резких фраз ненужных подозрений.
Оставь меня, последняя любовь,
Нет больше сил бороться за свободу,
Нет сил претерпевать всю эту боль,
Нет сил, и я противиться не буду.
Прости меня, последняя любовь
Забудь упреки — в этом виноват я.
Забудь печаль, что мучит вновь и вновь,
И дай забыться мне в твоих объятьях».
Светлана была поражена.
— Это чье ж такое стихоплетничество?
— Мое, — глухо сказал Харитон. — Специально для тебя сочинил. Нравится?
— Нравится, — женщина смерила взглядом обрадовавшегося, было, туземца и вдруг заливисто расхохоталась. — Ладно врать-то! Чай, содрал у кого-нибудь стишата эти, а теперь за свои выдаешь — чтоб цену набить.
Харитон, пораженный такой грубой насмешкой, растерялся. Кормилица тут же воспользовалась моментом. Она оттолкнула с пути осмеянного поклонника, и, прижав покрепче детей, быстро пошла вперед по аллее. На туземца было страшно смотреть. Боль, обида, жгучая ненависть охватили все его существо. Когда Харитон провожал взглядом удаляющуюся женщину, его раскосые глаза сверкнули яростным огнем. Словно почувствовав этот взгляд, Светлана тревожно обернулась. Но лицо туземца уже приняло свой обычный вид — теперь оно не выражало ничего, кроме равнодушия. Кормилица еще крепче прижала к себе малышей и заспешила прочь.
Картинка дернулась… Сон перенес Викторию на второй этаж графского особняка — прямо к двери ее нынешней комнаты. Именно к ней, к этой двери, примчался сейчас огромный черный мастифф. Он встал на задние лапы и, толкнув передними дверь, моментально ввалился внутрь комнаты. Светлана как раз уложила маленького графа на дневной сон, а сама устроилась неподалеку с вышиванием. Пес бросился к кормилице и жалобно заскулил.
— Лютый! Ты что творишь, образина черномазая?! — ахнула женщина.
Молосс кинулся к двери, призывно оглядываясь на кормилицу.
— Никуда я с тобой не пойду, — решительно заявила Светлана. — А ну-ка — вон!
Она попыталась выставить пса из спальни, но молосс никак не давался в руки. Словно черный ураган, носился он по комнате, продолжая надрывно скулить. Илюша заворочался в своей колыбельке — малыш начал просыпаться от поднятого шума. Кормилица опасливо покосилась в его сторону.
— Цыц, ирод неугомонный, — шикнула она на собаку. — Хорошо, пойдем.
Пес только этого и ждал. Он мгновенно выскочил из спальни и в нетерпении стал переминаться с лапы на лапу. Женщина появилась через минуту. Убедившись, что маленький граф крепко спит, кормилица на цыпочках вышла в коридор и прикрыла за собой дверь.
— Ну, чего тебе надобно, глупая псина? — сурово глянула она на молосса. — У Илюшеньки нашего сегодня первый День рождения. Гости к вечеру соберутся — мальцу выспаться надо, сил поднабраться. А ты такой переполох в его спальне устроил. Будишь, тревожишь малютку! Разве хорошо это? А, Лютый?
