Когда все, наконец, выбрались из постамента (для этого пришлось перелезать через ящики с телами), детектив набрал номер Долохова:
— Семен Семенович найден, — сказал он коротко. — Я вызываю полицию.
Вика не стала дожидаться дальнейшего развития событий. Сейчас для нее куда важнее было разобраться с собственной проблемой. А именно — выяснить причину торможения приступа оборотничества. Если солнцезащитные очки блокировали его, должно же быть этому какое-то объяснение? Ответ мог дать только архив. Точнее — картонка с четверостишьями. Теперь Вика окончательно уверилась, что первый стих посвящен описанию симптомов оборотничества, а второй — остановке этого процесса.
Ночь умирает в сполохах рассвета,
Зверь оживает в раненной душе,
Спасайся от него когтями черта,
Посмотришь в них — и клетка на замке.
Сидя в архиве, девушка уже битый час перечитывала это стихотворение. Она изо всех сил пыталась его расшифровать, но пока безрезультатно. Яснее ясного, что речь идет о торможении оборотничества. Но при чем тут какие-то когти черта, если процесс блокировали обычные солнцезащитные очки?
Тук-тук. В приоткрывшуюся дверь сунулась пушистая голова Быстрицкого.
— Можно, дорогой профессор?
— Входите, Эммануил Венедиктович.
Тот засеменил к столу, постукивая своей прогулочной тростью.
— Ох, милочка, меня еле в чувства привели после того жуткого происшествия. Подумать только: искали сокровищницу, а наткнулись на склеп! — коротышка поежился. — Как только вы ушли, сразу полицейские заявились. Сергей Константинович тоже из Москвы примчался. Он, кстати, распорядился загрузить мертвецов в вертолет и полетел с ними в столицу. Там проведут подробные исследования: установят, кто это такие, и почему Семен Семенович оказался в их компании. Есть подозрение, что это его предки.
Девушка понимающе кивнула. До нее дошло, какие ценности во сне граф вверял священнику — семейную усыпальницу рода Смолиных.
— А вы чем занимаетесь? — Быстрицкий уже позабыл о мертвецах и теперь с интересом таращился на картонку в руках Виктории.
— Пытаюсь расшифровать стих, — призналась она. — Никак понять не могу, что в нем «когти черта» означают.
— Наверняка что-то ужасное — это ведь колдун написал.
Старик побледнел.
— Если бы Эльвира Сенаторская знала, что Семен Семенович из проклятого рода, она никогда бы не родила от него ребенка. Бедный малыш — теперь ему тоже придется расплачиваться за грехи предков.
— Сыну модели бояться нечего, — поспешила успокоить Вика старичка. — Проклятие распространялось на шесть поколений и закончилось со смертью банкира.
Виктория глянула на мобильник — приближалось время обеда. Девушка сложила последние архивные документы в сундук и закрыла крышку. Теперь на столе лежали только упакованные в полиэтилен тетради Лангсдорфа. Их Вика собиралась отправить в свою безразмерную сумку и при первой же возможности отдать в Москве Толику.
— Ну, вот и все, Эммануил Венедиктович, — обратилась она к коротышке. — Архив разобран. Старинные тайны разгаданы. Завтра я отбываю в столицу.
Глаза старичка увлажнились. Ему было жаль расставаться с девушкой. Но что он мог поделать? Виктория протянула Быстрицкому солнцезащитные очки:
— Спасибо, что выручили меня. Возвращаю в целости и сохранности.
— Вернете перед уездом, вам они пока нужнее, — махнул рукой Эммануил Венедиктович. — А вообще, как только до Москвы доберетесь, быстрее к окулисту идите. Проблемы со зрением — это не шутки. Сейчас вы часто моргаете, а в старости и вовсе ослепнуть можете. Будете тогда, как я — дряхлой, никому не нужной развалиной. Не повторяйте моих ошибок, милочка. Приедете — и сразу к врачу!
— Всенепременно, — уверила его Вика.
И, захватив тетради Лангсдорфа, она вместе со старичком покинула архивный кабинет.
За обедом только и разговоров было, что о склепе и найденных телах. Больше всего народ удивлялся, как замечательно эти тела сохранились.
— Прямо законсервированные, — говорила Настя.
— Ага, мумии какие-то, — вторила ей Ольга Михайловна.
— Умоляю, давайте сменим тему, — жалобно скулил Быстрицкий. — У меня и так уже нервы на пределе — я сегодня ночью глаз не сомкну.
Но коротышку в клетчатом костюме, разумеется, никто не слушал.
К середине обеда из полицейского участка явился Звягин, и на него набросились с расспросами. Всех интересовало, как же труп банкира оказался в памятнике-склепе.
— А что если туда его отец Даниил замуровал? — трясясь от страха, предположил Эммануил Венедиктович. — Может, даже живьем?
— В общем-то, вы почти угадали, — заметил детектив, одновременно накладывая в тарелку гору пельменей. — Согласно предварительной экспертизе, Семен Семенович был жив, когда оказался в погребальной нише. Правда, никто его туда силком не засовывал. Банкир сам внутрь забрался — там и умер.
Пока все пребывали в шоке от услышанного, Звягин спокойно прожевал несколько пельменей и продолжил рассказ:
— Первоначально у полицейских были подозрения, что отец Даниил убил Тормакина — чтобы тот не претендовал на графское наследство. Но после результатов экспертизы эта версия отпала. Следов насильственной смерти не выявлено. Семен Семенович пришел к памятнику вместе со священником. Потом оба зашли в постамент. Что произошло внутри — доподлинно неизвестно. Но только из постамента отец Даниил вышел уже один.
— И направился домой, где его поджидал генерал, — вставила Виктория.
— Да, судя по всему, так и было. Более того — я уверен, что блондинку возле сараев тоже Смолин прикончил, — Виталий Леонидович многозначительно поднял вверх пельмень на вилке. — Хочу отметить, что, не вмешайся я в расследование, эти два убийства остались бы нераскрытыми. Ведь генерала, как и других богатых жителей центра деревни, не то что не подозревали, их даже не опрашивали! Ни после гибели блондинки, ни после смерти отца Даниила. В последнем случае и с окраины-то людей не особо теребили — все силы полиция бросила на поиски Семена Семеновича. А убийца тем временем спокойно разгуливал между нами.
— Почему же Владимир Антонович задушил священника? — робко спросил Быстрицкий.
Детектив отправил в рот очередную порцию пельменей.
— Пока точно не известно. Сам Смолин мелет какую-то чушь про высшую справедливость. Однако полиция разрабатывает версию ограбления. Отец Даниил вполне мог после смерти банкира перенести драгоценности из склепа к себе домой. А Смолин, наведавшись к нему в гости, увидел графский клад и придушил хозяина, чтобы ограбить. Очень похоже на правду — ведь никаких сокровищ ни в доме, ни в церкви при обыске не нашли. Кстати, сам священник, похоже, обнаружил тайник уже давно. Крест у него, как выяснилось, на старинной золотой цепи висел. По словам экспертов — как раз девятнадцатый век.
