Джим неловко улыбнулся. Разгладил брюки, провел рукой по лбу.
– Моя жена любила вспоминать слова какого-то человека… как же там было… о том, что, если бы он даже знал, что завтра мир рухнет к чертовой матери, сегодня он посадил бы яблоню.
– Здорово, – прошептала женщина.
Джим кивнул. Провел рукой по глазам.
– Я не хочу… чтобы тебя посадили. Понимаю, что ты совершила ошибку, но… со всеми бывает.
– Спасибо.
– А сейчас иди и спроси у риелтора, есть ли у нее ключи от квартиры напротив. Еще немного, и мой сын потеряет терпение, ворвется сюда и…
Женщина заморгала:
– Что? Ваш сын?
– Он тоже полицейский. И войдет сюда первым.
У женщины защемило в груди, голос застрял в горле.
– Похоже, он очень храбрый.
– У него была храбрая мама. Если надо, ради него она бы ограбила банк. Когда мы встретились, я не верил в Бога. Она была красивой, чего не скажешь обо мне. Хорошо танцевала, а я был увальнем. Сближал нас общий взгляд на нашу работу – мы оба хотели спасать людей.
– Я не заслужила, чтобы меня спасали, – прошептала женщина.
Коротко кивнув, Джим посмотрел ей в глаза прямым и честным взглядом человека, который собирается сделать то, что идет вразрез с его профессиональными принципами.
– Встретимся через десять лет и расскажешь мне, что я не ошибся.
Джим повернулся, чтобы уйти. Женщина помешкала, сглотнула и крикнула ему вслед:
– Подождите!
– Что?
– Можно я… можно мне выдвинуть одно условие, при котором я готова отпустить заложников?
– Какого черта…
Ежик волос у Джима вздыбился – сначала озадаченно, потом раздраженно.
Женщина медлила.
– Нам нужен салют, – наконец сказала она. – Среди заложников есть старая женщина, которая любила смотреть салют вместе со своим мужем. Он умер. Я весь день держала ее в заложниках. Мне хотелось бы подарить ей салют.
Джим улыбнулся. Кивнул.
Спустился по лестнице и солгал своему сыну.
Глава 67
Женщина вернулась в квартиру. На полу была кровь, в камине горел огонь. Ру сидела на диване, ела пиццу и смешила Юлию. Рогер с риелтором ругались из-за квадратных метров на плане квартиры – нет-нет, Рогер уже не собирался покупать эту квартиру, но, «черт побери, нужна точная информация». Зара и Леннарт стояли возле окна. Зара жевала пиццу, а Леннарт забавлялся, глядя, с каким отвращением она это делает. Не похоже, чтобы Леннарт ей нравился, но, во всяком случае, ненависти к нему она не испытывала. А уж Леннарт был от Зары в полном восторге.
Анна-Лена стояла в сторонке с тарелкой остывающей пиццы. Юлия, заметив ее, встала и подошла.
– Как вы, Анна-Лена? – спросила она.
Анна-Лена посмотрела на Рогера. Они ни разу не перемолвились словом с тех пор, как Кролик вышел из туалета.
– Все в порядке, – солгала Анна-Лена.
Юлия взяла ее за руку, пытаясь не утешить, а скорее взбодрить.
– Не надо думать, будто вы совершили ошибку! Вы всякий раз нанимали Леннарта, чтобы Рогер почувствовал себя победителем, – это самый странный, безумный и романтичный поступок на свете!
Анна-Лена поковыряла остывшую пиццу.
– Рогер должен был стать начальником. У него должен был быть шанс. Я каждый раз думала, что в следующем году будет его очередь. Но время идет быстрее, чем нам кажется, годы пролетели, как один день. Иногда я думаю, что, когда люди живут вместе очень долго и заводят детей, ты живешь, как белка на дереве. Вверх-вниз, вверх-вниз, пытаешься все успеть, быть на высоте; и все так, все время взбираются по дереву туда-сюда, едва успевая посмотреть друг на друга. Пока ты молод, ты этого не понимаешь, но когда появляются дети, все меняется: иногда кажется, что ты почти не встречаешь того мужчину, за которого вышла замуж. Вы прежде всего родители и товарищи по команде, а все остальное потом. Ты… карабкаешься по дереву… а друг с другом вы только видитесь по пути. Я всегда думала, что так и надо, это и есть жизнь. Я думала, что главное – все успевать. А самое важное – это то, что мы карабкаемся по одному дереву, потому что… рано или поздно мы… это звучит немного высокопарно… мы оба заберемся высоко и окажемся на одной ветке… И тогда мы возьмемся за руки и станем любоваться окрестностями. Вот так я представляла себе нашу старость. Но все произошло скорее, чем я ожидала. Его очередь так и не пришла.
Юлия по-прежнему не отпускала ее руку. Не чтобы взбодрить, а скорее чтобы утешить.
– Мама говорит, я никогда не должна за себя извиняться. Не должна извиняться за то, что что-то у меня получается лучше, чем у других.
Анна-Лена задумчиво откусила кусочек пиццы и сказала с полным ртом:
– Мудрая у тебя мама.
Они помолчали.
И вдруг раздался залп.
Один. Второй. Через мгновение послышался треск и взрывы – такие частые, что их было не сосчитать. Леннарт стоял ближе всех к окну. Он закричал:
– Смотрите! Салют!
Джим послал молодого полицейского за петардами, и теперь тот запускал их возле моста. Леннарт, Зара, Юлия, Ру, Анна-Лена, Рогер и риелтор вышли на балкон. Они стояли в изумлении. Это были не абы какие жалкие хлопушки, а грандиозный салют, разноцветный, он рассыпался дождем искр. Ведь Джим тоже любил салют.
Женщина с пистолетом и Эстель стояли на кухне возле окна, взявшись за руки.
– Кнуту бы понравилось, – кивнула Эстель.
– Надеюсь, вам тоже нравится, – сказала женщина.
– Очень, девочка моя, очень нравится. Спасибо!
– Мне жаль, что я с вами так поступила, – всхлипнула женщина.
Эстель грустно причмокнула.
– Может, объясним все полиции? Скажем, что это была ошибка?
– Нет, это не выход.
– Может, тебе удастся сбежать? Спрятаться где-нибудь?
От Эстель пахло вином. Взгляд блуждал по квартире. Женщина собралась кое-что сказать, но поняла, что Эстель этого лучше не знать. Тогда старушке не придется лгать на допросе. И женщина сказала:
– Нет. Ничего не получится.
Эстель держала ее за руку. А что еще было делать? Салют получился красивый, Кнуту бы понравилось.
Когда салют кончился, женщина вернулась в гостиную, все остальные вышли с балкона. Женщина стала подавать знаки риелтору, что хочет ей что-то сказать, но риелторша была всецело поглощена спором с Рогером о том, по какой цене Юлия и Ру купят квартиру.
– Ладно! Хорошо! – наконец прошипела риелторша. – Я могу снизить цену, но только потому, что через две недели мне продавать другую квартиру, и я не хочу, чтобы они между собой конкурировали!
