Через некоторое время мы заметили, что на терраске появились две фигуры: невысокой женщины средних лет и девочки лет десяти-двенадцати.
– Кого ищете? – спросила Таша в открытое окно.
– Лодыженских, они где-то тут живут. Вы не знаете их? – ответила женщина вопросами.
– Знаем, – смеялась Таша, – мы и есть Лодыженские.
Это оказалась жена Михаила Ивановича Морозова, Клавдия Петровна, и дочь Лена. Друг друга мы никогда не видели. Они приехали за вещами умершего Пети по письму мамы. Мама, конечно, соскочила с постели и очень радушно приветствовала неожиданных гостей. Они рассказывали, что в дороге им посчастливилось, ехали они недолго, правда, несколько раз пересаживались. Но самое трудное оказалось в Сватово. За дорогу берут очень большие деньги, да еще предупреждают, что полдороги пассажиры должны идти пешком. Два дня они провели на вокзале, и вдруг прошел слух, что в Старобельске Махно. Они вышли на большак, смотрят, одна за другой подводы едут по направлению к Старобельску. И их за небольшую плату подвезли. По дороге возница говорил, что при Махно в городе можно кое-чем поживиться.
– А вы только вдвоем были? – спросила я.
– Спервоначала нас много было, но все как-то пристроились. А доехали мы с одной пожилой женщиной. Она к дочке ехала, сама из Бронниц. Так она по своему адресу пошла.
– Мама моя приехала! – вдруг вскочила Нина и мгновенно бросилась к двери.
Я схватила ее за руку.
– Погоди, ведь на тебе жакетик был, надень, а на голове что было?
– На голове ничего. Ой, мама, мама приехала!
– Нина, не беги как полоумная, будь осторожна, помни, кто вокруг, – говорили мы ей, но ее уже и след простыл.
Наконец этот день, полный волнений, прошел, и мы укладывались спать. Клавдию Петровну с Леной мы хотели уложить в хозяйской комнате, но они просились быть с нами: в это страшное время хотелось всем держаться вместе. Ложась спать, мама сказала:
– День первый прошел.
– Как долго он тянулся, – проговорила Таша.
– Сколько еще будет таких дней? – добавила я.
Махновцы тоже укладывались спать, кто на тачанках, кто на земле. В помещение они не входили.
На другой день Афанасий с Яковом притащили только что освежеванного целого барана.
– Хозяева, пожарьте нам.
– У нас дров нет, – робко возразила мама.
– Дрова будут, сейчас принесем. – И они вышли.
Что делать? Мама еще очень слаба, а мы? Во-первых, так неприятно делать что-то для них, а потом, мы никогда в жизни не жарили барана и даже не знаем, как за него браться. И вдруг выручила Клавдия Петровна:
– Да давайте я пожарю, наплевать на них, хоть баранины поедим, я уж забыла, какой у нее вкус.
Дрова появились. Помимо многострадального комдезского забора притащили откуда-то длинные слеги, и во дворе началась пилка и колка. А Яков разрубил тушу по указанию Клавдии Петровны. Через некоторое время махновцы опять куда-то ушли, оставив во дворе дежурных. Мама и Лена были на кухне. Мы пытались уложить маму в постель – температура у нее, правда, не повышалась, а слабость все еще была. Но она категорически отказывалась.
– Дайте мне с Клавдией Петровной поговорить, она уж завтра хочет на базаре подводу подыскивать.
Мы с Ташей находились в маленькой комнате. Окна были отворены. И вдруг ясно донеслось пение «Интернационала». Мы кинулись к окну. На арбе везли связанного человека. А он, закинув назад голову, громко пел: «Это будет последний И решительный бой, С Интернационалом Воспрянет род людской!»
– Палачи, сволочи! – закричала обезумевшая Таша. Я с трудом оторвала ее от окна. Голос доносился уже издали. – Ты знаешь, это кто? Уполномоченный уголовного розыска Петрусенко.
Таша стояла на коленях перед топчаном, ее руки комкали одеяло, а из глаз лились слезы. Дверь открыла мама, на лице у нее был ужас.
– Кого-то на казнь повезли, – сказала она.
Я вышла с ней из комнаты и тихо объяснила ей, что это Ташин сотрудник и что нужно ее пока оставить одну. Мама ушла на кухню, а Таша сама вышла ко мне.
– Я не могу больше здесь находиться, пойдем куда-нибудь: людей убивают, а мы сидим, как испуганные куры. Давай пойдем к Прасковье Павловне, может, ей что нужно, может, можно что-нибудь для нее сделать.
– А откуда ты знаешь, где она?
– Я уверена, что она отправилась к своей старшей сестре, которая на слободке живет. Пойдем туда. Найдем их дом по Ване, он где-нибудь около бегает.
– А маме скажем, что пошли к Нине, – предложила я.
– Нет, где Нина живет, мама знает, лучше скажем, что мы к моей Тане Нечволод пошли.
Город был другой, настороженный и притаившийся. Из каждого двора слышались хозяйские голоса махновцев. Мы подошли к слободке. Жарко, на дороге серый песок горячий. В то время женская часть населения носила на ногах деревянные сандалии с ремешками, чулок не надевали, – берегли на зиму. И песок жег ноги. На слободе махновцев не видно, по крайней мере дворы домов, мимо которых мы проходили, пустые, и стоит тишина. Около некоторых мазанок играют ребята. Когда в тяжелое время видишь играющих детей, тобой овладевают одновременно два противоположных чувства: с одной стороны, страх и печаль, а с другой – неожиданно возникает радость, что они играют, что жизнь продолжается.
И вдруг около одного дома мы столкнулись с Ваней, он застенчиво улыбнулся нам.
– Позови к нам кого-нибудь из взрослых, кто есть дома, – попросила Таша, и мы стали ждать. Вышла женщина, похожая на Прасковью Павловну, но постарше. Мы сказали ей, кто мы, и если ее сестра находится здесь, то просили узнать, может, ей чем-нибудь нужно помочь.
– Пойду спытаю самою, – сказала женщина и ушла в хату.
– Не говори про Петрусенко, – шепнула мне Таша.
Женщина скоро вышла, оглядываясь, и поманила нас издали. Мы вошли в хату.
– Сядьте, – велела она нам, и вдруг откуда-то сверху послышался приглушенный голос Прасковьи Павловны:
– Это Леля и Наташа?
– Да, – громко вырвалось у меня.
– Тихо, – сказала хозяйка и испуганно приложила палец к губам.
– Как я рада, что вы пришли, – слышалось сверху, очевидно, говорящая была на чердаке. – Я с ума схожу по сестре Кате.
Мы ждали, что она тоже сюда придет. А ее нет. Муж ее уехал на совещание в Харьков, а она где? Жива ли? – В голосе слышались слезы.
– Не волнуйтесь, Прасковья Павловна, – четко и тихо отвечала Таша. – Мы все узнаем сегодня же и придем расскажем.
– Девочки, милые, узнайте, только сюда не приходите – это опасно для всех. Лучше в городе с моим племянником Павло встретитесь. Ганна, позови Павло.
Ганна распахнула одно из плотно закрытых окошек и громко крикнула:
