Писем от Таши все не было, уже шел жаркий июль. Как-то Маня Булычева предложила мне ночевать у нее в сарае, на свежем сене. Одна она боялась. Я согласилась с удовольствием. Запах свежего сена, лесной аромат, льющийся из щелей сарая, не располагал ко сну, и Маня рассказала мне свою историю. Конечно, история эта теперь покажется невероятной, но все сущая правда, таковы были нравы в начале 1920-х годов в глухих деревнях. Косьмовские девушки снимали избушку бобылки Натальи, в которой мы жили, под посиделки на осень и зиму. Из парней у них был один Петя, и к девушкам стали захаживать на огонек ребята из других деревень. Девушки приходили обязательно с работой, пели песни, беседовали. Парень с гармошкой или даже с балалайкой был желанный гость: можно потанцевать. И вот один такой гармонист зачастил к ним.
Ему приглянулась Маня. Был он красивый, веселый и, видно, положительный, так как объявил ей, что на Красной горке пришлет в ее дом своих родителей договариваться о свадьбе. «Я как на крыльях летала, дожидаясь сватов», – говорила Маня. Но тут-то и получилась заминка. Маню брали в дом, и, по тогдашним правилам, невеста должна привезти приданое. Вопрос о приданом обсуждался очень тщательно. В деревне существовали твердые нормы. Я помню, Дуня еще до революции рассказывала нам, что невеста должна иметь десять платьев, причем одно из них шерстяное и одно шелковое или атласное. Возможно, что в связи с трудным временем эти требования стали не такими строгими, но обсуждалась каждая простынка, щупался каждый полушалок. И вот из-за подзора вышел спор. Родители жениха требовали обязательно подзор с кружевами, а у Мани его не было. Сначала просто спорили, потом Марфа, мать Мани, сгоряча сказала: «Видать, вам моя девка не нужна, раз из-за подзора готовы свадьбу нарушить». Родители жениха обиделись на эту фразу. Слово за слово, начали переругиваться. Свадьба не состоялась. И как боевой парень не мог пойти супротив родителей и отстоять свою невесту? Манино положение было другое. Семья их бедная, были еще маленькие дети, и она знала, с каким трудом отец с матерью готовились справлять свадьбу. «Но все же как-то помочь мне мать могла, кабы жалела по-настоящему, – вздыхала Маня. – А сраму-то сколько!»
На другой день я рассказала Коле Манину историю. Мы ходили по лесу после обеда. Колю не так возмутил этот факт, как меня.
– Что ж, лишнее доказательство их бескультурья, – спокойно сказал он.
На небе собирались тучи. Я предложила возвращаться домой. Но Коля, поглядев на тучи, уверил, что они скоро разойдутся. Не успел он сказать эти слова, как прямо над нашей головой грянул гром и засверкала молния. Я и сейчас боюсь грозы, а тогда просто трепетала перед ней. Я, вздрогнув, невольно прижалась к Коле, а он, вдруг обняв меня, стал целовать, приговаривая:
– Лелечка, я люблю вас.
– Бежим скорей домой, – предложила я, освобождаясь, – сейчас ливень будет, промокнем. – И кинулась из леса, рассыпая грибы. Коля едва поспевал за мной.
Мама стояла около нашего крылечка и напряженно вглядывалась в дорогу.
– Слава Богу! – сказала она.
Только мы взошли на крылечко, как хлынул дождь.
– Вот удача, – весело смеялась я.
– Удача, да не совсем, – возразила мама. – Завтра я с утра поеду с оказией в город, дорогу развезет! Я хочу переночевать у Наташи. Завтра мне должны дать окончательный ответ насчет дома. Может быть, придется несколько раз в исполком сходить. Вернусь только послезавтра и, наверное, пешком.
В этот вечер мама ушла рано спать в горницу. Я видела, что Коля ждет момента остаться со мной наедине, но я шепнула ему, что завтра мы будем одни, и сказала, что тоже рано лягу спать. По правде сказать, время до объяснения я любила больше, чем последующий период. Наутро мама уехала, а Коля явился очень рано, я даже еще не успела приготовить завтрак. Он держал себя скромно, но все время пытался говорить комплименты. Выражал свою радость, что я ухаживаю за ним и он из моих рук берет тарелку и стакан. Пытался целовать мне руки.
– Леля, а вы дождетесь меня до весны? Я только весной защищу диплом и буду самостоятелен.
Эти слова мне показались очень трогательны, но я не могла не среагировать по-своему:
– А этот вопрос вы не один будете решать.
– Вы имеете в виду маму? Она о вас хорошего мнения. Она говорит, что вы очень миленькая и что у вас замечательный характер.
– Разве этого достаточно? – шутя, спросила я.
Коля мог ответить только поцелуями. Но я уговорила его идти сейчас позаниматься немного, пока я приготовлю обед.
– Пообедаем пораньше и пойдем в лес, там, наверное, после дождя много грибов нас ждет.
Мы долго бродили по сырому, еще не просохшему лесу. Пахло влажным мхом, землей, чуть начавшими гнить мелкими сучками, валяющимися на траве. Влага стояла в воздухе, и вдруг луч солнца прокрадывался сквозь густую листву деревьев и так весело играл на белых стволах березы, расцвечивал цветами радуги крупные капли, висящие на мягких зеленых листьях орешника. Казалось, что в одной капле заключен весь мир. Грибов было много, мы набрали полные корзины и отдыхали на поваленных деревьях и на пнях. Коля рассказал мне про свою первую любовь. Это была девочка из их дома. По его словам выходило, что наибольшую активность проявляла она, а не он.
– Загонит меня в какой нибудь угол и давай целоваться, – говорил Коля, – я тогда еще в шестом классе гимназии учился.
О дальнейшем он не рассказывал. Я и не спрашивала, а то начнет допытываться у меня. Я не люблю говорить о самом тайном. А собственно, что я могла ему рассказать? О необыкновенном и безответном чувстве к доктору Ч., в котором я постепенно разочаровалась? А Миша? Его образ долго жил в моем сердце как легенда, как сказка. Рассказать же было нечего. Когда мы вернулись домой, на ступеньках крылечка меня ждала Дуня. Я ей очень обрадовалась. Тут же на улице, у завалинки организовали чистку грибов. Подошла и присела к нам Маня Булычева. И вдруг появилась Пестричиха со словами: «У наших ворот всегда хоровод». Она хвалила собранные грибы, но оказывается, что белых она нашла больше, чем мы вдвоем. «Хоть стар, да удал, за двоих стал», – сказала она. Всяких пословиц и присказок она знала без конца.
Мы весело беседовали. Коля тоже держал себя просто и не чурался моей компании. Я заметила, что Дуня несколько раз пристально взглянула исподлобья на Колю, как бы изучая его.
Пришлось второй раз истопить печку, чтобы отварить грибы для солки. Часть нажарить и, главное, высушить. Дуня пошла со мной в кухню, остальные были на улице.
– Что он за тобой прихлестывает, я вижу, – сказала Дуня, – а тебе-то он нравится?
– Вроде да, – откровенно ответила я.
– Вроде! – усмехнулась Дуня. – А родители его – это те богатые, у которых вы останавливались?
– Да.
– А он, видать, у своей мамы в подчинении: чего-то он рассказывал и ее два раза упомянул.
Мне показалось, что Дуня не очень его одобряет. Когда я закончила дела, тоже вышла посидеть на завалинку. В избе было жарко, трубу пришлось закрыть, чтобы грибы лучше сохли. Начинало уже темнеть. Дуня собралась домой.
