– Скажите, что вы никуда не уедете, и пусть она подает на вас в суд, а мы дадим вам адвоката, – посоветовали Таше в юридическом управлении.
Жизнь наша очень осложнилась. На кухне появились две семьи дачников – она сдала, кроме наших, еще одну свою комнату. А главное, впереди ждало судилище. Но мы с Ташей продолжали пребывать в отличном настроении – мы жили Рублевым.
Время там проходило интересно и весело. После немчиновского безлюдья вдруг оказаться среди очень содержательных и остроумных людей было для нас большой радостью, свалившейся неожиданно. В Рублеве, кроме теток, дружба с которыми становилась все крепче, нас ждала компания местных жителей, постоянно бывавших у Барсовых. Это врач больницы Николай Иванович Смирнов, фельдшерица Елизавета Михайловна, сослуживица тети Натули по конторе, Леля Трегубова, дочь главного мастера машинного отделения. Леля была мне ровесница, хорошенькая брюнетка, увлекающаяся стихами. Был приятель Кости Владимир Викторович Васнецов, сын художника Виктора Михайловича Васнецова. Владимир Викторович работал в университете, зоологом. Он приезжал в Рублево к своей жене, учительнице местной школы. Каждую неделю приезжал из Москвы и друг Кости Константин Никитич Корольков. Он был связан с Костей и дружбой, и работой. Эта компания – основное ядро. С ними каждое воскресенье устраивали шарады. Кроме них, заходило еще много народу. Они в основном были зрителями. Я запомнила одну шараду: «на в ухо донос ор». Мы так увлекались импровизацией, что даже для изображения какого-нибудь предлога устраивали целые спектакли. Никитич (так мы звали Константина Никитича) с Васнецовым очень интересно изображали двух старых известных профессоров. А в заключительной сцене Навуходоносора изображал доктор Смирнов, который так увлекся, что забыл про свою больную ногу и чуть не повредил ее.
Режиссировали шарадами обе тетки. Их выдумки и импровизации блистали оригинальностью. Большинство любило оставаться в зрителях, в том числе и Костя.
Костя был женат вторично. В это время его жена, Елена Александровна, урожденная Свинарская, ждала ребенка. На субботу и воскресенье она часто уезжала в Москву к родителям. И тогда Костя предоставлял в наше распоряжение свои две комнаты. Квартира у Барсовых состояла из четырех комнат, не считая пятой, отгороженной фанеркой. Квартира очень светлая и хорошая, с кухней, ванной и маленькой кладовой. Из пяти членов их семьи двое работали на рублевской насосной станции. Аналогичные квартиры имели и другие служащие станции. Почти каждая семья держала корову, в том числе и Барсовы. Летом разводили огороды.
Со своей первой женой, Валерией Владимировной Барсовой, будущей народной артисткой Советского Союза, Костя разошелся еще в 1920 году. Я не знаю причин этого развода, да и не хотела бы касаться их, но знаю, что Костя и Валерия Владимировна остались большими друзьями. Каждую свою новую роль, каждое новое концертное исполнение она показывала Косте, советовалась с ним. Также сохранилась у нее дружба и с Екатериной Ивановной. Мне довелось провожать как-то тетю Котика во время ее приезда в Москву на квартиру к Валерии Владимировне, и я с удовольствием слушала ее изумительное пение.
В отношениях же Елены Александровны и Костиных родителей ощущался холодок. Но ведь это так часто случается. К нам Елена Александровна относилась очень радушно и приветливо.
Левка Каннибах
Однажды в мае случилось, что мы опоздали на рублевский паровичок. Ждать до утра нам не хотелось. Вечер субботы – самое лучшее время у Барсовых, и мы решили идти пешком. Возможно, была и более близкая дорога в Рублево, но мы ее не знали и пошли по шпалам узкоколейки. Но небольшую петлю мы сократили – не стали огибать поселок, как это делал паровичок, а прошли его насквозь и вышли к лесу /…/
Сначала мы шли по лесу с большим удовольствием. Попадались полянки с подснежниками и желтыми весенними цветами.
– А ты знаешь, пожалуй, так лучше, чем в поезде ехать, – сказала я.
– Посмотрим, что ты запоешь дальше!
Я норовила сесть отдохнуть, но Таша разрешила сделать только один привал в середине пути. Наконец я села в изнеможении, положив около себя охапку цветов. Таша дошла до поворота и крикнула мне оттуда:
– Смотри, отсюда уже рублевскую платформу видно. – Это сообщение мне придало сил, и я кое-как доплелась.
Когда мы подходили к дому Барсовых, в открытые форточки донеслось пение.
– Это «Травиата», – заметила Таша.
– «Для чего вы меня звали?» – провозглашал незнакомый тенор.
– «Чтоб скорей вы уезжали», – отвечал голос Елены Александровны. Она являлась обладательницей сильного сопрано.
– Давай постоим у окошка, чтобы не прерывать дуэта, – сказала Таша, и я, наблюдая в окошко обитателей барсовской столовой, забыла о своих ногах.
Елена Александровна и незнакомый молодой человек стояли у пианино и пели. Аккомпанировала Екатерина Ивановна. Как всегда во время игры, лицо ее делалось напряженным, а глаза немного испуганные, волосы растрепались, и она сдувала их, чтобы не лезли в глаза. Костя находился недалеко от пианино. Он был весь внимание, вслушивался в «Лелюшкин» голос и следил за аккомпанементом «мамочки». За столом около самовара сидела тетя Натуля и задумчиво перетирала чашки, а в углу около окна – в кресле Константин Никитич и невозмутимо читал книгу. Между прочим, это была его манера: он всегда возил с собой книгу и любил погрузиться в нее, но по репликам, которые подавал, не отрываясь от чтения, было видно, что он за всем следит и все слышит. Больше в комнате никого не было, даже дяди Кости. Вдруг мы заметили какое-то движение: нас увидел в окно Константин Никитич и сделал знак тетке. Они пошли к нам навстречу.
– Девочки, дорогие, как я рада! – говорила тетка, целуя нас. – Так ждешь субботу, и вдруг вы не приехали! – Тетка, оказывается, как и мы, ждала субботу.
– А почему нет дяди Кости? – спросила я.
– А кто этот молодой человек? – последовал Ташин вопрос.
– Ах, вы еще не знаете Левки Каннибаха. Давайте посидим на терраске, чтобы не прерывать пение.
– Тем более что оно слышно и отсюда. – Константин Никитич подставлял нам стулья и ласково поглядывал на Ташу. Я уже давно заметила, что она ему нравится.
– Левка Каннибах, – начала тетка, закуривая, – такой же наш с Катей племянник, как и вы, только со стороны отца. Его мать – наша двоюродная сестра. Отец его известный врач, невропатолог. Он давно ушел от Маруси, которая воспитывала это сокровище одна.
Тетка рассказала, что Левка с детства обладал странным характером. Мать буквально обожала его. Жилось ей трудно. Сидя за корректурами, она временами спрашивала сына, игравшего в детской:
– Левочка, ты что там делаешь?
– А я, мамочка, – отвечал четырехлетний мальчик, – открыл окошко, сижу на нем и свесил ножки. – Они жили на пятом этаже. И конечно, мать кидалась, как безумная, в комнату и заставала весело хохочущего сына на полу среди игрушек.
