– «Семейную хронику» можешь не читать, – потом добавила: – Ни к чему тебе ее читать, слышишь?
– Слышу, – сказала я и тут же подумала: «Обязательно прочту». <…>
Начинался вечер, липовая аллея была еще освещена заходящим солнцем, а от еловой аллеи тянуло прохладой, и там уже начинали сгущаться сумерки. Мы только что окончили игру, которая у нас называлась «закруживать». Одному из играющих повязывали глаза платком, и он должен был немножко покружиться, а потом идти прямо в любом направлении и отвечать на вопросы: где дом? где пруд? где деревня? и т. п. Мы устали, у всех немного кружилась голова, и мы сели на скамейку под самой раскидистой липой. Солнце исчезло как-то сразу, как будто утонуло в пруду за большим домом. И вдруг послышалось отдаленное мычание и блеяние – это пригнали скот на деревню. <…>
Приезд в институт императорской семьи
И вот уже осень. Опять институт. На этот раз со мной в классе остались Вера Куртенэр и Наташа Велихова. Я была очень довольна. <…>
Осенью я получила от Таши письмо, она писала, что к нам поступила Даша из деревни Маслово, которая должна была к нам прийти после летних работ. Она очень веселая и очень ей нравится, но совершенно неграмотная, и Таша взялась учить ее. «Она хорошо все понимает, – писала Таша, – только любит посмеяться. Букву „0“ она называет баранкой, а „Г“ – крючочком».
Когда я, приехав домой на Рождество, увидела Дашу, она мне тоже понравилась, и, пожалуй, с ней мы были дружнее всего; она была высокая, с черными, кудрявыми волосами, а в синих глазах ее всегда играли смешинки; она любила и понимала юмор и очень заразительно смеялась, причем, хохоча, как-то наклонялась и притоптывала ногой, глядя на нее, мы с Ташей тоже начинали хохотать. <…>
Последнюю зиму проводила моя сестрица дома, а на следующую осень она должна была ехать в институт. Когда кто-нибудь заговаривал об этом, я замечала в ее глазах испуг и тоску и всячески старалась уверить ее, что в институте весело и интересно.
Ранней весной у нас распространился слух, что в конце мая, к выпуску (это был уже второй выпуск с открытия), к нам в институт приедет вся царская фамилия. Все стали тщательно готовиться к этому чрезвычайному событию. На ходу подмазывали и подбеливали в зале и в коридорах, а старшеклассницы на уроках рукоделия и по вечерам шили полное приданое для большой куклы-институтки, которая предназначалась в подарок младшей государевой дочке Анастасии. Эта кукла с ее гардеробом нас всех очень интересовала, мы сами были не прочь поиграть в нее, но в класс, где готовились эти подарки, никого постороннего не пускали. В другом классе вязались рукавицы из разноцветного бисера наследнику. В каком случае жизни он мог их применить, для меня осталось загадкой. Когда на газонах нашего сада появились желтенькие цветочки мать-и-мачехи, которые мы все так любили, седьмушек освободили от уроков и заставили все цветы вырвать, а затем появились садовники и насажали уже распустившихся роз и других пышных садовых цветов. Но самый капитальный ремонт произвели в галерее. По всему фасаду здания, противоположного зданию с классами и дортуарами, выходящему в сад, шла широкая и длинная галерея, она вся была украшена колоннами, а в просветах, вверху, виднелись маленькие кругленькие окошки с толстыми стеклами. Прошел слух, что на галерее царскую фамилию будут угощать чаем. Вся эта суматоха нам очень нравилась, и, хотя мы ворчали на то, что нас задерживают, – шестушек обычно распускали в начале 1920-х чисел мая, а теперь раньше 1 июня домой не попадешь, – все же мы ждали какое-то интересное развлечение. Что же касается патриотических чувств, то классные дамы и, главным образом, начальница их старательно раздували. Они внушали нам, что государь – это что-то очень высокое, «помазанник Божий», почти святой.
В день приезда в Москву царской фамилии нас выстроили недалеко от института, они должны были проехать мимо. Уж сам выход из четырех стен на улицу нас радовал. Сначала было интересно: толпы народа, много военных, разряженные городовые очистили нам первые ряды. Но ждать пришлось долго – часа четыре, наверное, мы млели на жарком солнце. Вот когда захотелось в прохладный институт.
Но вот послышалось отдаленное «ура». Вдали показалась тройка, запряженная в карету типа ландо. Все семейство поместилось там. Царь, царица, четверо дочерей и наследник. Нас интересовали младшие дети. Мария и Анастасия были в белых платьях, с распущенными длинными волосами и с белыми бантами на голове. Проезжая мимо института, Анастасия показала на нас пальцем, и старшая, Ольга, отвела ее руку. «Ничего они не особенные, а такие же девочки, как и мы», – подумала я. Возвращаясь, думала с огорчением: «Так и забыла посмотреть, как классные дамы делали реверанс». Через день царь с царицей и со всеми пятью детьми должны были приехать к нам.
Программа торжества намечалась следующая. Первым делом они проходят в зал. Там их ожидает вся администрация, учителя и воспитанницы с четвертого класса. Младшие же должны были сидеть за своими партами в ожидании, если высокие гости захотят осмотреть классы. В зале проходит награждение лучших выпускниц. Награды раздает сама императрица. Затем хор исполняет кантату и подносятся подарки. Потом воспитанницы должны спуститься вниз и в саду построиться шпалерами от входной двери до галереи. Таким образом, гости и вся свита должны были пройти живым коридором. Несмотря на то что мы в зале не были, мы потом узнали все подробности.
Оказывается, из царских детей были только две старшие дочери. Когда начальница со всякими ужимками выразила сожаление, что не приехали младшие, и сказала, что институтки им приготовили подарки, царь ответил, что Алексей подрался с Анастасией, а Мария их стала разнимать и он наказал всех троих. Подарки он взял. Причем, разглядывая рукавицы, добавил:
– Года на два Алексею хватит.
Никто не понял, шутка это или всерьез.
Во время раздачи наград получился небольшой конфуз, но все сделали вид, как будто ничего не произошло. Царица, раздавая медали, протягивала руку для поцелуя, и все старательно ее чмокали. <…>
И вот они входят. Впереди царь под руку с нашей начальницей, которая млеет от восторга, а царь невысокого роста, в форме полковника, лицо обыкновенное. За ними наш главный опекун, Александр Дмитриевич Самарин, почтительно ведет царицу. Она красивая, но лицо холодное и немного надменное. Старшие дочки идут за ними. Девочки хорошенькие, одеты скромно. Старшей, Ольге, лет 18, второй, Татьяне, – 16 или 15. Дальше великие князья, почти все в военной форме, причем с разными аксельбантами, пышнее, чем у царя. Когда процессия стала подниматься на галерею, нам разрешили ходить по саду, но только парами.
Было отдано распоряжение, что, как только мы увидим спускающуюся по белой лестнице инспектрису, мы должны опять строиться на свои места. Но это не вышло – очевидно, очарованная царской компанией, инспектриса упустила момент. И гости обратно прошли как-то быстро и без всяких приветствий. Все ринулись за ними. Институтки совсем ополоумели. Они прорвались в передние комнаты и влезли на подоконники. Гости в это время садились в карету. Орали «ура». Высадили окно, и несколько человек выскочило на тротуар.
