Книга Ровесницы трудного века: Страницы семейной хроники, страница 48. Автор книги Ольга Лодыженская

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Ровесницы трудного века: Страницы семейной хроники»

Cтраница 48

– А правда, Лелька, интересно учиться?

А я сама только что об этом подумала. Жить в институте стало интереснее еще и потому, что мы много читали. Доставали нелегальным способом Белинского и Добролюбова. В институтской библиотеке этим авторам быть не полагалось. <…> За чтение я взялась очень горячо и любила рассуждать по поводу прочитанного, за что получила прозвище «философа». <…>

Еще с самого начала войны у меня явилось желание написать о жестокости и безнравственности военных действий, нечто антимилитаристическое. Стихи не получались, и я стала писать сказку. Называлась она «Незабудка». Конечно, она была в высшей степени сентиментальна и наивна. <…>

Несмотря на ходульный конец и беспомощные рассуждения о пользе человечеству, сказка имела успех, ее читали и переписывали. <…>


На Рождество меня отпустили домой из лазарета на неделю раньше всех воспитанниц. Мама решила не ехать в Отяково, а подождать Ташу.

Мы остановились на этот раз у дедушки Сергея, чтобы не переплачивать в гостинице. Уже года три мы не были там. Все по-прежнему. Дедушка все служит, такой же интересный, так же следит за собой и увлекается. Коля и Аля стали взрослыми, но гимназию не закончили. Коля женился на богатой купчихе, и мама поехала со мной в его семью отдать визит новой родне. <…>

Оттуда мы поехали к Лодыженским. Миша Сухотин снял им квартиру в Хлыновском тупике, у Никитских ворот, обставил полученной из Пензы мебелью, перевез и уехал.

– Квартирка маленькая, но уютная, – говорила бабушка Оля, – время особняков прошло. Сейчас война.

А нам с Ташей, привыкшим к трехкомнатному деревенскому домику, она казалась богатой. <…>

Дуняша, проработавшая у бабушки больше тридцати лет, вынянчила дядю Илюшу, очень любила его и называла его «наш Илья Михайлович».

Когда мы приехали с мамой, застали и его там. Оказывается, он в армии использовался по своей специальности, как коннозаводчик: он работал в комиссии по приему лошадей и был все время в разъездах. В настоящий момент он сидел в кресле рядом с бабушкой и был центром всеобщего внимания. Вошла Дуняша с блюдом каких-то пышек и поставила его на стол.

– Я вижу, Дуняше очень хочется поцеловать нашего Илью Михайловича, – сказала тетя Натуля.

– А что ж, и почелую, – серьезно ответила Дуняша, вытерла губы фартуком и чмокнула его в лоб.

– Смотрите, он сейчас замурлыкает, – продолжала шутить тетя Натуля.

– Услышал Бог молитвы матери и сестры, – сказала, крестясь, набожная Дуняша, – от фронта его спасает.

Вдруг улыбка сползла с лица дяди Илюши.

– Ну уж лучше фронт, чем моя работа.

Тетя Соня насторожилась, а бабушка даже вязать перестала.

– Ведь я имею все время дело с поставщиками для армии, а это жулики высшего калибра: стараются всунуть бракованных лошадей или незаконно повысить цену. Все это было бы терпимо, если бы члены комиссии не брали взяток, а большинство берет, и такие, как я, как белые вороны: нас ненавидят и мы со всеми переругались.

Дядя Илюша встал и в волнении заходил по комнате.

– Как берут взятки? – с возмущением заговорила бабушка. – Значит, в твоей комиссии не все дворяне?

– Мамочка, – засмеялся дядя Илюша, – неужели вы правда думаете, что дворяне не берут взяток?

– Они не смеют, – строго сказала бабушка, – они – высший класс, они должны быть примером для всех.

– Взятки берут и министры, и все классы, – сказал, вздыхая, дядя Илюша, садясь в свое кресло.

– А хорошо бы вообще не было никаких классов, – раздумчиво сказала я и тут только заметила, что тетя Соня, взволнованно глядевшая на дядю Илюшу, посмотрела на меня и показала глазами на бабушку.

Я поняла, что она боится ее расстроить, и замолчала. <…>

Я внимательно приглядывалась к своим родственникам, с которыми встречалась в раннем детстве, и как бы вновь знакомилась с ними. Конечно, ближе и понятнее всех мне была тетя Соня: ее самоотверженная любовь к бабушке, ее ласковость, ее постоянное желание сделать каждому приятное просто пленяли меня. Но меня также заинтересовала вторая моя тетка, двоюродная тетя Натуля.

Изящная, маленького роста, с мелкими чертами фарфорового личика, она производила впечатление хрупкой куколки. Но на самом деле это было не так. Она сама зарабатывала себе на жизнь, а в то время это была редкость среди женщин ее класса. Сестра Наталии Ивановны, Екатерина Ивановна, по мужу Барсова, работала в издательстве Саблина переводчицей, и тетя Натуля помогала ей, а иногда и брала самостоятельные работы. Она была очень остроумна и весела, писала стихи, главным образом экспромты на злобу дня. В ее облике было очень оригинально то, что при молодом лице в ее темной пышной прическе серебрились седые прядки. Я не удержалась и сказала ей:

– Тетя Натуля, вы похожи на маркизу.

– Почему ты не говоришь мне «ты», как тете Соне? – улыбнулась она.

А дядя Илюша лениво протянул:

– Да она и есть Маленькая маркиза – этим псевдонимом она подписывается в одном женском журнале, в котором ведет отдел дамских сплетен.

По наивности я громко крикнула:

– Неужели это вы?

Оба расхохотались.

В то время мама покупала отдельные номера двух женских журналов: «Журнал для женщин» и «Журнал для хозяек». «Журнал для женщин» был главным образом посвящен модам, искусству одежды и прически. «Журнал для хозяек», конечно, уделял внимание и этим вопросам, но, главным образом, его тема была домашнее хозяйство, шитье, готовка и т. д. Недавно в журнале была проведена «интересная» дискуссия: «Может ли неработающая женщина обходиться без прислуги». Дискуссия развернулась на несколько номеров, печатались письма и положительные, и отрицательные. Так вот, в обоих журналах были отделы переписки с читательницами, вернее, консультации по вопросам. Причем тема была всегда одна и та же, сугубо личная, любовная. В «Журнале для женщин» этот отдел вела Принцесса Греза, а в «Журнале для хозяек» – Маленькая маркиза. Я никогда не могла понять, что заставляло этих девушек и женщин изливаться перед чужим, даже незнакомым человеком и просить его совета – жестокое одиночество или тщеславное желание быть напечатанной? Но так или иначе, писем было много, и ответы шли довольно бойко. Хотя меня и возмущал этот отдел, я все же с интересом читала его. А Таша относилась к нему с большим презрением и говорила: «Ну как ты можешь такую дрянь читать?»

– Так неужели это вы? – повторяла я, с изумлением глядя на тетю Натулю.

– Нет, нет, успокойся, дядя Илюша пошутил, – ответила она. – Причем должна тебе сказать, что и Принцесса Греза, и Маленькая маркиза – оба мужчины, а последний толстый и лысый.

На Рождество Таша усиленно продолжала читать классиков, причем читала она не так, как я. Я выбирала произведения. «Сливочки снимаешь», – шутила мама. Я не любила долго останавливаться на одном писателе, переходила к другим, уделяла много времени журналам. В общем, разбрасывалась. А Таша, начав еще летом, по приезде из Крыма, не бросала книги, пока не осилит полное собрание сочинений, вплоть до писем. «Ну вот, Жуковский весь», – говорила она и тут же декламировала мне на память отрывки из полюбившихся ей поэм: «Наль и Дамаянти» и «Светлана».

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация