Новые люди в Отякове
Вскоре Таша приехала домой на Пасху. Мама сказала, что после Пасхи ее в институт не повезет. Отметки у нее приличные, так что, если институт будет существовать на будущий учебный год, ее в третий класс переведут. Таша, конечно, счастлива, но говорит:
– Моя радость отравляется отсутствием няни. Дома ее отсутствие чувствуешь острее. В институте живешь сегодняшним днем и забываешься, а здесь сразу охватывает тоска.
Мне это все очень понятно. Первая Пасха без няни! Какой стол, бывало, она делала! Время, правда, подошло другое, ни ветчины, ни колбас у нас нет, все это стало баснословно дорого. Яйца красили, пасхи сделали даже две: одна заварная, по няниному рецепту, а другая сырная. Таша вычитала рецепт в кулинарной книге Молоховец. Эту книгу Таша очень пропагандировала, она нашла ее в шкафу, на полке с ненужными книгами.
– Вот вы жалуетесь с мамой, что трудно готовить, а здесь описано столько разнообразных кушаний. Смотрите, какая толстая книга.
Но при более внимательном изучении мы убедились, что следовать этим рецептам трудно. Чуть ли не в каждое блюдо рекомендовалось класть по фунту сливочного или русского масла. Также советовалось очень много всяких специй, особенно в тесто: кардамон, корица, тмин и т. п. Как будто у каждой хозяйки под рукой был бакалейный магазин. <…>
С наступлением тепла и с приездом Таши жизнь пошла веселее. Мы с ней, конечно, участвовали в хозяйстве, но оно все уменьшалось. Огород почему-то посадили наполовину меньше обычного, даже картошки совсем немного. Продали жеребенка Кудесника. Продали телку на мясо, правда, часть мяса взяли себе. Поубавилось кур. С цыплятами ходила только одна наседка. У мамы настроение сделалось, как теперь говорят, «чемоданное». Тогда так не говорили, чемоданы были редки – больше пользовались плетеными корзинами и деревянными сундуками. Еще было одно сооружение, которое теперь не встретишь совсем, – картонки. Они были сделаны из фанеры и покрашены в желтый цвет – очень неудобное и непрочное сооружение. Помню, у них быстро вываливалось дно. Так вот, мамой овладело картонно-коричневое настроение: она, конечно, чувствовала непрочность нашего положения. А мы, ленивые дурочки, и рады были: чем меньше хозяйство, тем меньше работы. Была бы няня, она сумела бы оценить окружающую обстановку.
Быстро разрушающееся государственное хозяйство, сказочный рост цен на продукты и на все товары вообще. Ведь даже наш любимый Аверченко написал недавно в «Новом Сатириконе» остроумный рассказ о соревновании двух купцов в повышении цен. «Ах, ты с меня за пару калош двадцать рублей берешь, а я с тебя за фунт масла двадцать пять возьму».
Няня даже в обычной обстановке не дала бы нам разрушить наше хозяйство, а тем более в такой сложной. Но няни не было. От Таши, с ее установившимися привычками, было, конечно, больше толку, чем от меня. Зато я тщательно убирала комнаты и возвела это в незыблемый ритуал. Трясла ежедневно все коврики и дорожки. Стирала пыль отовсюду и сухой, и влажной тряпкой. Еще у нас был небольшой веничек из зеленых перьев, тоже для смахивания пыли. Помню, Таша, когда первый раз приехала без няни, взялась помогать мне убирать комнаты. Она начала очень ретиво махать этим веничком по шкафам и буфету и даже по мраморному столику, на котором стоял самовар, и угодила им в полоскательницу с водой. Помню, этот эпизод нас почему-то очень рассмешил. Только что мы грустили о няне и вдруг обе расхохотались. А вообще, убирать комнаты Таша очень не любила. Ей нравилось дело более солидное, например полоть в огороде. <…>
К нам на дачу поставили трех офицеров.
– У них очень приятный и, кажется, культурный начальник Генрих Генрихович Штобэ. Не то немец, не то латыш, – сказала мама.
В этот же день все трое заявились к нам в гости. Когда они вошли, мы с Ташей играли в четыре руки. Вообще, я редко подходила к роялю, играть не умела, но мама последний раз привезла из Москвы очень занятную и легкую пьеску «Снежные колокольчики», автора не помню. Таше пьеска очень понравилась, и она уговорила меня и помогла мне разучить одну партию – там двумя руками нужно было играть одно и то же. Я разучила, и мы встретили наших гостей музыкой.
Штобэ заинтересовался этой вещичкой, он предложил Таше сыграть с ним вместе, и он очень хорошо исполнил мою партию. Потом так же хорошо исполнил Ташину партию, более трудную, играя со мной. В общем, он нам так понравился, что остальных двух мы как-то не заметили и мнение о них себе не составили. Он показался нам начитанным и образованным и держал себя очень просто и мило. Вечером, ложась спать, мы все говорили о нем, и вдруг Таша заявила:
– Ты знаешь, я завтра встану рано, хочу поискать шампиньонов: няня всегда их собирала весной, там, где раньше был у дедушки погреб, и еще одно место мне няня показывала, за еловой аллеей, в конце усадьбы, – там, видно, раньше какой-то сарай стоял. Шампиньоны любят расти там, где были старые строения. Днем все как-то некогда, – как бы оправдываясь, закончила она.
Рано утром я слышала, как Таша встала, мне вставать не хотелось, да она и не звала меня с собой. Я сквозь сощуренные ресницы следила за ней. Вот она заплела свои длинные косы. Когда она была уже совсем готова, она подумала немного и достала красочный сатиновый платочек. Мы купили его на ярмарке в Можайске, денег на два не хватило, и мы решили купить общий. Помню, он стоил пятьдесят копеек. Он был очень яркий, и сатин блестел, как шелк. Меня удивило, что она его надела, обычно мы с детства всегда ходили с раскрытой головой. Потом она посмотрела в зеркало и поправила выбившийся из-под платка завиток. И вдруг меня осенило. Ведь старый погреб был недалеко отдачи, ей хочется встретить Штобэ.
Таша вернулась без грибов и тут же весело сообщила мне, что встретила Штобэ и он помог ей искать шампиньоны, хотя и очень торопился на полевые занятия.
– Он вечером придет к нам.
И началось наше с ней влюбление в Штобэ. Он не пропускал ни одного дня, все свое свободное время он проводил у нас. Иногда он брал с собой двух товарищей, но большей частью приходил один. Время мы проводили очень интересно. И он, и Таша много музицировали. Я слушала их с удовольствием. Я поняла, что Таша ему очень нравится, он так ласково смотрел на нее, как бы любуясь ею. А она держала себя с ним как-то робко, большей частью опуская глаза, а когда поднимала их на него, то ее взгляд походил на взгляд Иохи на Морачевского, и я решила отойти в сторону и старалась не мешать им и как бы издали наблюдала за ними. <…> Об их отношениях очень хорошо сказано у Надсона в его стихотворении «Хорошо только утро любви»:
Перекрестных намеков и взглядов игра,
То надежда, то ревность слепая…
Ревность иногда проявлялась и у Таши. Как-то она сказала мне о Штобэ:
– Это человек, в которого можно влюбиться по-настоящему. Неужели он тебе не нравится?
И в ее взгляде я почувствовала что-то ревнивое.
– Конечно, нравится, но, как видишь, я не влюблена. Мне кажется, в нем что-то есть замкнутое и холодное. Эти его складки у рта, в них что-то жестокое.
