Рассказала ли она обо всем Марку? Обрадовался ли он такой новости? В моей голове боролись две его версии. Одна хотела ходить с Табби на прием ко всем врачам, собирать детскую кроватку и замерять время между схватками. Другая же обвиняла Табби во лжи и желании привязать его к себе. Именно эта версия Марка могла сказать что-нибудь вроде: «Как ты вообще можешь быть уверена, что ребенок от меня?»
– Ты как? – спросила я Табби, когда мы вышли прогуляться ночью. Мы ходили на такие прогулки, когда нам необходимо было выбраться из четырех стен, которые держали нас в ловушке. – У вас с Марком все хорошо?
– Ты чего это вдруг? – спросила она, пиная камушек своими розовыми «конверсами». – Все хорошо. Ну, знаешь, бывают сложности, но мы справляемся.
Справляетесь с чем? С ребенком? С отношениями? Внезапно я почувствовала себя маленькой девочкой, которая бежит за старшей сестрой и пытается обратить на себя ее внимание.
– Про Марка я могу сказать следующее, – сказала она, запрокидывая голову назад, чтобы посмотреть в небо. – Я люблю его больше, чем он любит меня. Но меня это вполне устраивает. Я к тому, что в любых отношениях баланс хотя бы немного, но нарушается. Чувства одного всегда сильнее чувств другого.
Я тут же подумала о нас с Далласом. Что уж говорить…
– Ты же знаешь, ты можешь рассказать мне что угодно.
Слова, вырвавшиеся из моего рта, были настолько громкими, что почти превратились в крик. В них явно звучало требование: «Расскажи мне обо всем и обо всех, потому что мне тоже нужно тебе кое-что рассказать».
Табби обняла себя за плечи и натянула рукава кофты на ладони так, чтобы спрятать кончики пальцев.
– Иногда, – сказала она, растягивая слово так долго, что я засомневалась, что Табби вообще знала, как закончить предложение. – Иногда мне хочется перестать извиняться. Я же не всегда во всем виновата.
– Ты о чем? – спросила я.
Она лишь рассмеялась, но это был не обычный смех. Он был глухим, будто внутри Табби вообще ничего не осталось.
– Ты знаешь, о чем я. Каждая девушка знает. Мы все всегда за все извиняемся. Как будто это у нас в крови. В нашей ДНК.
Она была права. Я сбилась со счету, считая, сколько раз я извинялась перед кем-то каждый день. Я извинялась перед женщиной в кафетерии за то, что у меня нет мелких денег. Я извинялась перед учителями за то, что не знала ответа на их вопросы. Я извинялась перед парнями за то, что не могу им угодить, как бы сильно ни старалась.
Я чувствовала себя виноватой перед собственным телом за то, как издевалась над ним. Еще более виноватой я чувствовала себя из-за того, что в моей груди боролись противоречивые чувства, непрерывно смешиваясь друг с другом.
– Ты тоже можешь рассказать мне что угодно, – сказала Табби.
Я так и сделала. Я рассказала ей все про Далласа, не сказав, как сильно я желала, чтобы на его месте был Бэк. Это Бэк должен был очерчивать большими пальцами линию моего подбородка, и это его руки должны были прижимать меня к кровати. «Ты такая красивая, Элли» – эти слова должны были слететь с его губ. Но, конечно же, я ничего об этом не сказала. Слушая горькую исповедь, Табби взяла мою ладонь в свою и переплела наши пальцы вместе, и каким-то чудесным образом мне стало немного легче.
– Не могу поверить, что ты все это скрывала от меня, – сказала она. – Не могу поверить, что ты мне ничего не рассказала. Я думала, что мы с тобой всем друг с другом делимся.
Как бы сильно я ни любила Табби, крохотная часть меня испытала раздражение от этих слов. У нее получилось взять все то, что было целиком и полностью обо мне, и использовать против меня же. Но я злилась недолго. В моей голове и так было много всего того, о чем нужно было думать.
Через несколько недель до меня дошли слухи, как и до всех остальных. Кто-то видел перед входом в клинику по абортам девушку, которая была ростом с Табби и на которой была надета оранжевая принстонская толстовка. Эта толстовка – важная деталь, так что запомни ее. Так вот, эта толстовка была фирменной толстовкой колледжа, в котором учился Марк. Это была его толстовка.
И когда Марк обо всем этом узнал – именно с этого момента у них с Табби все начало рушиться.
15
Бриджит
ПОНЯТИЯ НЕ ИМЕЮ, где он достал адрес моей электронной почты, но письмо, которое я получила сегодня, подтверждает, что у этого парня есть связи.
Правда всплывает наружу. Может, ты не знаешь свою сестру так хорошо, как думаешь. Я не пытаюсь тебя напугать. Я понимаю, что ты совсем не такая, как она.
Это письмо от Александра. От Алекса. Сейчас он уже в Австралии, но все равно у него получается сделать так, чтобы у меня по спине пробежал холодок. Особенно если учесть, что его письмо пришло примерно в то же время, когда в «Острых гранях» была опубликована та статья про аборт.
Если честно, мне особо нечего сказать по данному поводу. Слухи об этом до меня дошли примерно в то же время, что и до всех остальных. Я была в школе и доставала из своего шкафчика учебник по математике перед пятым уроком, когда ко мне подошла Элли, чтобы поговорить. Это было странно, потому что Элли никогда со мной не разговаривает. Она подруга Табби и та, кому я завидовала. Люди считают Табби и Элли сестрами. Я часто натыкалась на комментарии в «Инстаграме» вроде: «Боже, вы будто близняшки!» Тем не менее, когда мы с Табби появляемся на публике вместе, никто никогда не говорит нам, что мы похожи.
– Табби не встретилась со мной в обеденный перерыв, – сказала Элли. По ее сморщенному лицу было понятно, что проблема не только из-за обеда. – И ее не было на большой контрольной по биологии. Я отправила ей уже тучу сообщений. – Она прислонилась к шкафчику, находящемуся рядом с моим. – Бридж, я должна спросить. В последнее время Табби не вела себя как-то странно?
В последнее время Табби почти не ела, носила ноутбук на руках, словно это был ее ребенок, и постоянно просматривала «Инстаграм» Марка. Моя сестра, которая обычно сияла ярче солнца, начала угасать. Я задумалась, стоит ли мне соврать Элли или нет, но часть меня решила, что я могу помочь Табби, если скажу правду.
– Да, – сказала я. – С тех самых пор, как Марк уехал обратно в Принстон.
Повисшую между нами тишину решил нарушить звонок.
– Нам нужно все это обсудить, – сказала Элли. – Мне кажется, с Табби что-то происходит.
Позже в этот же день я увидела, что стало со шкафчиком Табби. Кто-то написал краской из баллончика два слова поперек него. УБИЙЦА ДЕТЕЙ. Я не могла пошевелиться, когда увидела эту надпись, но каким-то образом у меня получилось пройти мимо. Чем дольше я буду смотреть на эти слова, тем хуже у меня получится убеждать себя в том, что это неправда. У кое-кого другого пройти мимо, судя по всему, не получилось, потому что этот человек замер, глядя на эти слова так, будто они начнут шевелиться. Бэк Резерфорд. Я не понимала, почему Бэка это волновало, ведь он ясно дал Табби понять, что она ему не нужна. Целый месяц он не отвечал на ее сообщения и не брал трубку. Целый месяц Табби плакала и не хотела выходить на улицу, не хотела идти в торговый центр или куда-то еще. Она всегда позволяла парням становиться для нее Землей, пока она крутилась вокруг них, как маленькая послушная Луна.
