– И нам нужно устроить пикник, – сказал Марк. – Нам нужно пойти на пикник, да, детка?
Марк начал наглеть, потому что понял, что преимущество на его стороне. Он прижал Табби ближе к себе, и его рука теперь напоминала мне не безвольный шарф, а опасного удава, которого принес в нашу школу зоолог в прошлом году на ярмарку профессий. Нам разрешили потрогать удава, я дотронулась до него лишь потому, что так сделала Табби. Ее храбрость заверяла, что никто из нас не пострадает.
– Пикник – это здорово, – сказала Табби, – но только если мы сможем достать старомодную плетеную корзину. Я бы сделала сандвичи, и мы могли бы взять с собой шампанское.
В тот момент я совсем ее не узнавала. Табби никогда не говорила, что ей хочется отправиться на пикник со старомодной плетеной корзиной. У нее даже не было сумки для школьного обеда. Когда Табби приносила с собой еду в школу, она всегда была упакована в пластиковый магазинный пакет, да и то это было спонтанное решение, принятое в последний момент из-за того, что ей надоело есть картофель фри из школьного кафетерия.
– Для тебя – все, что угодно, детка, – Марк поцеловал ее в щеку.
Мой взгляд был прикован к его пальцам, которые крепко сжимали ее руку. Когда он разожмет хватку, на коже останутся белые следы.
– Я вообще не понимаю, как можно хотеть есть на природе, – выпалила я. – Особенно летом. Это слишком жарко и повсюду разные насекомые.
Я знала, что потерпела поражение в этом бою, и цеплялась за последнюю соломинку, но мне было все равно. Мне нужно было дать Табби понять, что я готова биться до конца, что даже если ее собственный боевой дух упал, это не означало, что и мой тоже.
Киган продолжал сидеть, не издавая ни звука, если не считать того, как он периодически брал пиво свободной рукой и делал глоток из бокала. Я расслабила ноги, давая ему разрешение на то, чтобы он продолжал.
– А какие планы на лето у тебя, Киган? – спросила Табби, натянуто и вежливо, выбрав именно этот момент, чтобы втянуть его в разговор.
Рука Кигана замерла, как будто он не мог продолжать делать то, что делал, и одновременно отвечать на вопрос. Я не знала, чувствовала ли я из-за этого облегчение или разочарование.
– Да все такие же, – ответил он. – Магазином управлять кто-то же должен.
– Тебя повысили? – спросила она. – Поздравляю.
– Какая большая честь, – сказал он. – Предыдущий менеджер передал мне свои полномочия, потому что этой осенью поедет учиться в Стэнфорд. Он увидел возможность и ухватился за нее.
Мне стало жалко Кигана, и внутри меня, подобно пожару, начала распространяться нежность. В тот момент я забыла, что он более чем вероятно следил за Табби, пока Марк был на учебе. У меня получилось стереть это все из головы. Мы все ради своих друзей совершали сомнительные поступки. Я опустила руку под стол, чтобы дотронуться до его ладони и чтобы дать ему понять, что хочу его прикосновений. Однако ладонь Кигана будто бы ему не принадлежала, поэтому она осталась неподвижной.
– Ты бы тоже мог подать документы в колледж, – сказала Табби. – Даже в общественный колледж
[19]. Еще не слишком поздно.
Киган рассмеялся.
– Уже слишком поздно для многих вещей.
– Я постоянно ему говорю про колледж, но это бесполезно, – влез Марк. – Людям нужно заниматься тем, чем они хотят.
После этого он снова вернулся к обсуждению летних планов, обдумыванию которых, судя по всему, он посвятил много времени. Каллоуэльский карнавал в июле. Пляж. Поездка на машине на полуостров Кейп-Код, чтобы посмотреть на черепах.
Рука Кигана ожила, и его пальцы были уже под трусиками. Я взяла стакан с водой и отпила из него половину, потому что понятия не имела, чем занять собственные руки.
Его большой палец поначалу двигался медленно, но затем стал двигаться все быстрее и быстрее…
Впоследствии я чувствовала себя так, будто сделала что-то плохое. Может, я просто чувствовала себя дешевкой. Я дала парню доступ к своему телу прямо в ресторане, и это было даже не свидание. Это был первый раз, когда внутри меня кто-то был с тех пор… с тех самых пор. Когда нам принесли еду, я едва притронулась к ней. Когда принесли счет, Марк заплатил за себя и Табби, а мы с Киганом платили по отдельности. Может, ему показалось, что он и так для меня достаточно сделал.
Я так и не рассказала Табби о том, что произошло. Я не рассказала ей о том, что, когда мы уходили, Марк наклонился, чтобы поднять свой бумажник, и заглянул официантке под юбку. Я о многом не рассказывала Табби, и, может быть, если бы рассказывала, она платила бы мне той же монетой.
2
Бриджит
МОИ РОДИТЕЛИ НАВЕЩАЮТ ТАББИ каждые выходные. В первый раз мама привезла ей печенье. Как будто бы это печенье досталось моей сестре. Я уверена, что охранники съели его и хорошо так поглумились над нашими тратами.
Я навещаю Табби, когда получается, но предпочитаю делать это с родителями. Они на многое влияют. Табби ведет себя по-другому в их присутствии. Не то чтобы она притворяется или врет, но ведет себя по-другому. Все мы стараемся при родителях показать себя с лучшей стороны, чтобы они могли нами гордиться.
Мама и папа Табби не обсуждают. По крайней мере, они не говорят о ней, когда я нахожусь в зоне слышимости. У них наверняка есть что сказать. В тот день, когда Табби арестовали, мама и папа просто стояли, замерев, как электронные устройства, которые забыли зарядить. Лишь я проявила тогда эмоции в ответ на слезы Табби.
Да, она плакала. Люди оставляют комментарии онлайн о том, что она не выглядит грустной ни на одной из фотографий. «Безэмоциональная, – написал кто-то. – Она почти что робот. Конечно же, она его убила. Самая настоящая психопатка». Да что вы вообще о ней знаете? Вам правда нужно видеть ее слезы? Думаете, вы имеете на это право? Если так, то спросите себя, зачем вам это. Или вы думаете, что вода, которая польется из ее глаз, будет своего рода извинением?
Что она вам сделала? Вы хоть ее знаете или вам кажется, что знаете, потому что вы так много о ней читали и видели ее лицо повсюду? Эти вопросы вполне закономерны. Но я знаю, что моя сестра способна испытывать эмоции, потому что я видела все их проявления. Я даже переняла от нее некоторые из них подобно тому, как я без спроса таскала вещи с вешалок из ее шкафа. Забавно, но сейчас, когда Табби нет рядом, чтобы сказать мне, чтобы я перестала брать ее вещи, я ни разу не залезла в ее гардероб.
Вместо меня это сделала полиция в ночь ее ареста. Я не знаю, что они там искали. Может, какую- нибудь шкатулку с секретами. Если тебе кажется, что я тоже должна провести обыск в комнате Табби, ведь я ее сестра и смогу раскрыть ее тайны лучше, чем кто-то еще, то нет, я этого делать не буду. Моей сестре, возможно, есть, что скрывать, но все ее секреты спрятаны внутри ее головы и вживлены в ее кожу. И да, она имеет право хранить секреты. И никто не в праве их раскрывать только лишь потому, что полиция не понимает, что именно произошло в тот день в лесу.
