– Под прочим вы имеете в виду его занятия плаванием и оценки. Чтобы оставаться в Принстоне, ему нужно было сохранить стипендию.
– Да. Все это. И вот что: оценки у него становились все хуже. С плаванием все было хорошо, я думаю. Пока…
Пэкстон знает, что я собираюсь сказать, но он не будет говорить это за меня.
– Пока?
– Пока не узнал про аборт.
В зале суда повисает звенящая тишина, хотя все уже и так об этом слышали. Табби сохраняет молчание. Меня несколько удивляет то, что она не вскакивает на ноги и не начинает спорить, что аборт сделала не она. Наверное, ей уже надоело это повторять.
– Можете ли вы сказать, что после этого у Марка началась полоса неудач?
Я пожимаю плечами.
– Мы не особо общались в течение последних месяцев его учебного года. Он был занят подготовкой к экзаменам и прочим, а я был занят работой. – Даже смешно. Ага, занят тем, что складывал в пакеты чужие покупки. – А потом он приехал домой на летние каникулы.
– Как бы вы охарактеризовали поведение Марка в начале летних каникул? – Пэкстон расхаживает передо мной. Клянусь, этот чувак просто не может стоять на одном месте. Жить с ним, наверное, невыносимо.
– Я не знаю. Нормальное, наверное. Но он несколько отдалился. Я думаю, что за этим стояла Табби.
– Она организовала вечеринку в честь дня рождения Марка и не пригласила вас, так ли это?
У меня пересыхает во рту.
– Да. Это так.
– Как вы думаете, почему она хотела держать вас от Марка на расстоянии?
Я знаю, почему эта девчонка хотела держать меня подальше от Марка.
– Может, потому что она не хотела, чтобы я разговаривал с Марком. Вставлял ему мозги на место. Говорил ему, чтобы он ее бросил.
– Итак, вы считаете, что мисс Казинс планировала убийство в течение нескольких месяцев и предпринимала расчетливые действия для того, чтобы держать Марка подальше от тех, кто знал его лучше всего?
– Ага. Да. Я так считаю.
Слышать это в такой форме с использованием слова «убийство» – это жестко. Мне кажется, будто меня ударили в живот и меня вот-вот стошнит. Проще думать, что «Марк упал». «Марк утонул». А не «Марк был убит».
– У меня нет больше вопросов, – говорит Пэкстон.
Но они есть у Деверо. Я пока не могу уйти, потому что она должна провести перекрестный допрос. Я ненавижу это словосочетание. Оно напоминает мне про перекресный разрез в хирургии, как будто бы Деверо сейчас достанет скальпель и начнет меня вскрывать, сдвигая мои органы. Она даже выглядит так, будто ей было бы лучше стать хирургом, а не адвокатом. Да, она секси, но выглядит как-то стерильно. Если у нее есть парень или муж, мне страшно за него.
– Мистер Лич. Киган, если позволите, – она сцепляет руки вместе. – Вы заявили, что между вами и Табби не было никаких отношений, что она была лишь девушкой Марка.
Я сглатываю.
– Ну да. Она была.
– И вы никогда не виделись с ней в отсутствие Марка.
– Только когда она приходила в Stop & Shop, где я работаю. А она приходила иногда. Это единственное место в городе, где можно закупиться продуктами.
– Получается, моя подзащитная никогда не приходила в вашу квартиру. И ничего там не оставляла.
Теперь пот образуется у меня не только в районе подмышек. Он повсюду. Моя спина становится мокрой, как в тот день, когда к ней прилипла футболка.
– Нет, она не приходила ко мне. У меня дома беспорядок. Ко мне вообще практически никто не приходит в гости. – Я пытаюсь засмеяться, но лоб у меня теперь полностью покрыт испариной. Когда я стираю его тыльной стороной ладони, кожа на ней становится блестящей. Я выгляжу виноватым, черт побери.
– Когда Марк вернулся в Принстон, он попросил вас приглядывать за Табби, так ведь?
Я киваю.
– Да. Просил. Но не в каком-то странном смысле. Просто проверять, все ли с ней в порядке. Вроде как стать для нее старшим братом или типа того.
Деверо выдерживает паузу.
– Но вы не видели в Табби младшую сестру, ведь так, Киган?
Она несет какую-то фотографию судье.
– Мы хотим представить новую улику. Эта резинка для волос, принадлежащая моей подзащитной, была найдена в квартире Кигана Лича, – Деверо подносит палец ко рту, пытаясь жестом показать мне, чтобы я молчал. – Прежде, чем вы скажете, что это не ее резинка, дослушайте. На ней найдены следы ДНК моей подзащитной.
Я сдаю назад.
– Ну, у Марка был ключ. Может быть, они приходили вдвоем, когда меня не было, чтобы побыть наедине. Ну, знаете.
– Соседка подтверждает, что Табита заходила к вам в квартиру прошлой осенью. И еще несколько раз после этого. Марка вместе с ней не было, но были вы, ведь так?
Я клянусь, в зале суда стало так тихо, можно было услышать, как пролетает муха, и это было для меня самым страшным. Внезапно я понимаю, что Табби пытается сделать. До меня доходит, что все это время она замышляла.
– Расскажите, где вы были в ночь смерти Марка, – продолжает Деверо. Она начинает набирать обороты. Только посмотри на ее раскрасневшееся лицо. Я уверен, она от всего этого получает больший кайф, чем от секса.
– Я был вместе со своей девушкой, – говорю я. – С Кайлой. Я уже говорил об этом копам. И она тоже.
– Я знаю, что у нас есть свидетельница, которая утверждает, что, когда она проснулась, вас рядом не было, а когда вы вернулись, то были мокрым.
– Верно. Я встал, чтобы принять душ. Я так делаю иногда.
– Но она не слышала, чтобы в душе лилась вода.
Черт. Черт.
– Ну, не знаю. Она тогда выпила лишнего.
– Но вы недогавариваете кое-что, так ведь, Киган? Про ссору с Марком, которую моему свидетелю довелось слышать. Не желаете рассказать суду о причине этой ссоры?
Я трясу головой.
– Никакой ссоры не было. Она все выдумывает.
Деверо приподнимает одну бровь, и это делает ее похожей на злодейку.
– Она?
Черт.
– Шестнадцатого августа вы ушли со своей рабочей смены в Stop & Shop на двадцать минут раньше.
Я потираю голову.
– Я не помню. Наверное, в этом есть смысл, раз я договорился встретиться с Кайлой.
– Но с Кайлой вы не встретились до восьми вечера. И вы также уходили ночью, верно? Что вы делали, пока думали, что она спала?
Мне кажется, что я сейчас взорвусь. Я же, блин, не веду чертов журнал, где фиксирую свое личное время по часам.
– Да не знаю я, ясно? Может, я отошел передернуть. Или посрать. Я не запоминаю каждую секунду своей жизни.
