Он пытался уснуть. Трижды прочитал вечерние молитвы, чтобы оградить свой и разум от Исихого, но он не знал, были ли его кошмары лишь плодом воображения или же чем-то еще. Как бы то ни было, он пришел на тренировочное поле. Спать было слишком страшно.
Вместе с Хадитом, Яу и Чинеду он увидел Ойибо. Воин с мальчишечьим лицом, боясь поднять на Тау глаза, заговорил с ним:
– Вчера ночью, когда мы шли, Джавьед сказал мне присоединиться к вам.
Он проговорил это так, словно просил у Тау разрешения, и тот, не зная, что ответить, похлопал Ойибо по плечу, как, по его мнению, сделал бы Хадит.
– Добро пожаловать, брат, – сказал он. – Я уж думал, почему Джавьед все не говорит этого.
Ойибо просиял и поднял голову.
– Я вас не подведу.
Тау не понял, почему Ойибо опасался их подвести, но был рад, что его слова придали уверенности брату по оружию. Хадит одобрительно кивнул Тау. «Хорошо, – подумал Тау. – Теперь можно начинать».
Тау стал заниматься с Ойибо и обыграл его: десять касаний против одного
«Странно, – подумал Тау. – Он одновременно и доволен, и расстроен».
– Для меня это честь, – заявил Ойибо, как только их поединок закончился.
Тау повторил жест, который удался ему прежде, – похлопал его по плечу. Ойибо, счастливый, отошел за водой.
Тау, не чувствуя усталости, стал драться с Хадитом.
– Что с ним такое? – спросил он, когда они скрестили клинки.
– Он благоговеет, – пробормотал Хадит между вдохами, отбиваясь от атак Тау.
– Я серьезно, – сказал Тау. Затем обезоружил Хадита и уколол его в грудь.
Хадит потер ушибленное место, затем поднял меч и выпрямил спину.
– И я серьезно. Весь Чешуй думает, что ты перерожденный Циори.
Хадит ткнул щитом Тау в лицо и взмахнул клинком в области талии. Тау выставил один меч против щита, а другим заблокировал удар Хадита и толкнул Хадита ногой, чтобы выиграть немного пространства.
– Только из-за одной стычки? – спросил Тау.
Хадит снова сделал выпад, Тау отступил в сторону, увернувшись, и стукнул Хадита по спине. Тот растянулся на земле.
Хадит сел и, сплюнув на рыхлый грунт, спросил:
– Ты знаешь, насколько я хорош?
– Что?
– Я могу побить почти любого в Чешуе Джавьеда, а Чешуй Джавьеда – лучший в Южной Ихаше Исиколо и, скорее всего, в обеих академиях.
Тау пожал плечами. Они и должны быть в числе лучших посвященных. Ведь они учились усерднее других.
– Тау, – сказал Хадит, – ты можешь убить меня, даже если тебе привяжут одну руку за спиной.
– Я и должен это уметь…
– Как скажешь, но неужели ты не видел лица Ойибо, когда он сейчас с тобой дрался? – спросил Хадит.
Тау помолчал, не думая, что Хадит ожидает от него ответа.
– Он дрался с тобой, будто ты Разъяренный Ингоньяма, будто он надеялся сделать только то, что в его силах, но и не думал победить.
– Он атакует меньше, чем нужно, и ему следует поработать над скоростью.
– Ойибо – наш самый быстрый боец, не считая Рунако. Ей-Богине, почему, ты думаешь, Джавьед предложил ему заниматься с нами? Почему, думаешь, я отправил его с тобой на ту тропу в стычке против Индлову?
Тау задумался над его словами.
– Ойибо – великолепный боец, – продолжил Хадит, – но он дерется с тобой, будто ребенок, который надеется научиться драться у своего отца.
Тау вспомнил, каково ему было заниматься с Ареном. Отец представлялся ему богом, который способен предвидеть, предсказывать его движения, парировать удары – и все с терпеливой улыбкой на лице и всегда готовый его подбодрить.
– Ты не знаешь, каково это, – Хадит поднялся, смахивая землю со своего гамбезона. – Мы все усердно трудимся, но ты встаешь раньше всех и позже всех ложишься. Мы все хотим стать лучше, но нам нужно и другое. Я нахожу время смеяться, играть, выпивать. Я нахожу время… Тау, ты словно живешь только ради этого.
Тау поморщился.
– Это ошибка – думать, что у тебя есть время на остальное.
– А разве нет? Разве у нас нет времени на жизнь? Только на войну?
– Меч, обучение, совершенствование – вот средства для достижения цели.
– Ты так сильно хочешь убивать хедени?
Тау не ответил.
– Или кого-то еще? Ты тренируешься так, будто хочешь стать Ингоньямой.
– Мы не можем, – сказал Тау. – Кровь слишком слаба.
– Значит, Богиня дает нашему врагу надежду. Я на твоей стороне, и меня бросает в дрожь, когда я представляю, что ты становишься Ингоньямой.
– Я буду драться с Ингоньямой, – произнес голос у Тау за спиной. – Я буду со всеми драться.
Тау повернулся и, прежде чем увидел, кто это, его губы начали расплываться в улыбке.
– Большой человек.
– Маленький демон, – парировал Удуак, и Тау поморщился. – Я пришел взять реванш.
Позади Удуака стояли Джавьед и Анан. Они тоже улыбались, хотя Анан выглядел бледным и взгляд у него был мутный. Масмас, выпитый накануне, не прошел даром.
– Как только пожелаешь, – сказал Тау Удуаку и двинулся к нему с распростертыми объятиями.
Удуак, похоже, этому удивился. Тау и сам был удивлен. Удуак больно похлопал его по спине, и оба, слегка смущенные, отошли друг от друга.
– Рад встрече, – сказал Тау.
– Рад встрече, Тау Соларин, – ответил Удуак.
– Если вам двоим нужно уединиться… – прошептал Хадит достаточно громко, чтобы все услышали, и кашель Чинеду смешался со смехом. Яу хихикнул, а Ойибо выглядел растерянным.
– Да-да, рад встрече, – проговорил Джавьед, в уголках его рта играла улыбка. – Давайте начнем.
Пятерка Джавьеда превратилась в шестерку, и они прозанимались все утро, пока к ним не присоединились остальные посвященные Чешуя. Затем тренировка продолжалась до захода солнца.
После ужина Тау вернулся на поле. Ойибо, Яу и Удуак тоже пришли. Хадит остался с остальными, где был самим собой – общался, шутил, был другом, которому можно было доверять.
Он обращался со своими братьями по оружию как хороший предводитель. Тау восхищался этим и думал, что Хадит, возможно, прав. В жизни нужен баланс. И Тау решил поработать над этим.
Но к следующему утру позабыл о своем решении. Каждый промежуток следующего лунного цикла Тау, если не спал, проводил на тренировочном дворе, а каждую ночь – ворочался на койке. Он чувствовал вину за то, что отстранился от остальных. Пытался выбросить демонов из головы и спать спокойно. Но ничего не выходило, и он предпочел сосредоточиться на том, что было впереди, лишь бы не сойти с ума.
