Однако здесь сразу же предположим, что вполне реально допустить наличие запасного варианта действий Эйссена, который могли предусмотреть германские штабисты, отправляя рейдер в столь важный для Рейха поход. Например, на случай срыва выполнения плана экспедиции и какой-либо его задержки еще в Баренцевом море.
А это, в свою очередь, позволяет предположить, что Р. Эйссен имел в сейфе заготовленный план проведения неких исследований в районах Баренцева моря, доставленный, например… Гюнтером Крепшем. Правда, появление такого плана у Эйссена могло и не связываться с задержкой начала похода через арктические моря. В любом случае возможный объем полученной нацистами информации за период месячного целенаправленного и абсолютно неконтролируемого «бродяжничества» рейдера «Комет» по Баренцеву морю можно сравнить только со 134 часами полета в советскую Арктику дирижабля «Граф Цеппелин».
Абсолютная похожесть этих двух экспедиций в том, что ни от экспедиции доктора Г. Эккене-ра в воздушном пространстве над советской Арктикой, ни от бесконтрольного плавания Р. Эйссена по Баренцеву морю, как показала история, советская сторона не получила даже видимой пользы. А только явный вред.
При этом вот что бросается в глаза: вольно или невольно, руководство ГУ СМП постоянно тянуло с исполнением своих обязательств перед Эйссеном. Например, с началом ледовой проводки. Повторимся, что основной причиной тому скорее всего была неготовность переходящей на Дальний Восток Щ-423. Но были и иные соображения.
Первоначально, на случай обнаружения по какой-либо причине фашистского рейдера в Баренцевом море, у отвечавшего за проводки по Севморпути начальника ГУ СМП И. Папанина имелся запасной вариант, о котором Эйссен даже не догадывался. Памятуя о проблемах, возникших у СССР после захвата немцами Норвегии, в случае возникновения у британской прессы даже малейшего подозрения в несоблюдении СССР нейтралитета Папанин имел право немедленно, словно обычный сухогруз, поставить лже-«Семена Дежнева» под погрузку в Архангельском или Мурманском портах. Но это касалось только периода нахождения рейдера в Баренцевом море.
Если же «Комет» к этому времени уже вышел бы в Карское море, то у Папанина могли появиться весьма серьезные проблемы, ведь он понимал, на кого Сталин «переведет все стрелки». Поэтому у начальника ГУ СМП был свой интерес придержать фашистский рейдер еще до прохода новоземельских проливов. Однако все обошлось, и британская пресса не узнала о походе нового фашистского рейдера.
Только после появления «Комета» на Тихом океане, а именно 2 ноября 1940 года, в одной из английских газет появилась статья о проводке по Северному морскому пути с запада на восток подводной лодки и германского парохода, которые, несомненно, рассматривались, как один отряд судов Кригсмарине. Но это сообщение уже никоим образом не касалось ни И. Папанина, ни тем более Р. Эйссена, ведь каждый из них уже сделал все, что было поручено. В своих воспоминаниях будущий контр-адмирал Кригсмарине назовет период вынужденного ожидания «испытанием временем». И такая характеристика Эйссена говорит сама за себя.
Он действительно серьезно опасался, что проводка по Севморпути вообще не состоится, но зря времени не терял. А даже наоборот — действовал весьма и весьма активно.
Вот как Эйссен рассказывает об этом времени.
Но, еще находясь в пути к указанной точке встречи, я получил радиограмму, в которой сообщалось, что в силу тяжелой ледовой обстановки, по сведениям Москвы, наша проводка не сможет начаться раньше 1 августа. Кроме того, мне следовало максимально скрытно курсировать в Баренцевом море и избегать того, чтобы мое судно, находящееся в засаде, заметили рыболовецкие суда и другие пароходы и сообщили о моем местонахождении противнику.
Вначале я не особо расстроился из-за этого ожидания, потому что мог очень хорошо использовать его для дополнительных учебных тревог команды, а также для устранения появившихся поломок и дефектов. Успех вспомогательного крейсера в боевых действиях зависит, в первую очередь, от хорошей маскировки и от элемента внезапности, поэтому умение маскироваться и демаскироваться следовало отработать до мелочей.
Тринадцать)!) раз становился на якорь при этом до захода в Карское море «Комет». Остается только предположить, какой минимум поставленных задач немцы успели выполнить за эти 13 суток? Ведь кроме двух точно установленных якорных стоянок в Баренцевом море — в губе Большая Западная Лица и у северо-восточной оконечности острова Колгуев, мы ничего не знаем еще об 11 стоянках рейдера «Комет». Лишь о последней (13-й) стоянке на Баренцевом море Эйссен довольно расплывчато сказал, что 13 августа было найдено удачное место стоянки для судна, откуда в течение 24 часов можно добраться в зависимости от необходимости до любого из входов в Карское море. Предположительно в это время он стоял в районе безымянной банки, глубины над которой не превышали 50 метров. При этом хотелось бы особо отметить, что из всех новоземельских проливов для прохода в Карское море Р. Эйссен выбрал именно Ма-точкин Шар. До сих пор считалось, что именно Маточкин Шар оказался самым свободным ото льда и позволил рейдеру относительно быстро пройти в Карское море.
Однако после более внимательного «знакомства» с руководителем арктической экспедиции Рейха приходит чрезвычайно крамольная мысль. За время бесконтрольного «дрейфа у западных берегов Новой Земли» фашистский экипаж мог отлично изучить обстановку у входа в каждый новоземельский пролив, в том числе и у северной оконечности Новой Земли, которым в военные годы в Карское море приходили «серые волки» Деница. Далее, воспользовавшись тем, что первый караван, по данным ГУ СМП, прошедший на восток через Югорский Шар или Карские ворота, был остановлен льдами, Р. Эйссен настоял на дальнейшем движении именно по Маточкину Шару. А в проходе именно этим проливом у него был особый интерес.
Вполне возможно, что, как мы уже писали, Эйссен был единственным в составе экипажа «Комета», который знал предполагаемое место секретной базы для кайзеровских подлодок на Новой Земле. И если этот факт подтвердится, то в период подготовки к арктической экспедиции он мог получить точные координаты законсервированной базы, сведения о доступе в ее недра и указания на ознакомление с ее нынешним состоянием.
Это предположение опирается еще и на то, что заход лже-«Семена Дежнева» как давно ожидаемого советского полярниками судна с грузами для зимнего завоза в любой из уголков восточной части Баренцева моря вряд ли мог бы кого-либо заинтересовать, даже если бы его увидели береговые посты СНиС Северного флота. Но в предвоенные годы реальная обстановка с контролем заполярных берегов Советского Союза от острова Колгуев и до островов Новой Земли (не говоря уж о побережье Карского моря. — Авт.) североморскими береговыми постами была более, чем печальной. Это неприятно признать, но любое судно, даже без советского флага на корме, в Чешской губе или практически в любом заливе или проливе Новой Земли могло спокойно делать здесь все что угодно. Ведь расстояния между постами СНиС даже в западном секторе Арктики достигали 350–700 километров. Так что сведения о том, кто пришел в ту пли иную советскую заполярную губу, кто высадился на берег и чем там занимался, в лучшем случае можно было получить через несколько недель или месяцев. А может, и десятилетий!
