Р. Эйссен решил самостоятельно, не рассчитывая на советских лоцманов, войти в ново-земельский пролив. И примерно в 3 милях от входа увидел на берегу небольшой поселок из 3 домов и 4–5 складских сооружений, на рейде которого стояло несколько судов. В очередной раз встав на якорь, Эйссен отправил на берег шлюпку для выяснения обстановки. Оказалось, что в поселке прихода «Комета» давно ждут известнейшие на севере лоцманы — ледовые капитаны Дмитрий Сергиевский и Афанасий Карельских, которым предстояло вести рейдер от Новой Земли до Берингова пролива. Знаете, что особо примечательно для военных историков в прочитанном вами абзаце?
Дело в том, что Маточкин Шар — это чрезвычайно узкий пролив между северным и южным островами Новой Земли. Даже в ясную погоду его западный вход с моря настолько неприметен, что капитаны, впервые посещающие этот район, обычно не сразу даже могут его найти. Например, знаменитый русский арктический мореплаватель Федор Литке, которому в 1827 году было поручено произвести съемку Маточкина Шара, в течение пяти дней тщетно искал вход в этот пролив и сначала вернулся в Архангельск, так и не выполнив проученное задание. Эйссен уж слишком быстро нашел вход в пролив, в котором, по его словам, он никогда не бывал. А может, штурманы «Комета» во главе с капитан — цурзее Эйссеном хорошо знали место пролива и навигационные ориентиры для неприметного входа в Маточкин шар?
Вот как описывает этот пролив известный советский исследователь Арктики Владимир Визе в своей книге «На „Сибирякове“ и „Литке“ через ледовитые моря», которая вышла в свет в издательстве Главсевморпути в 1946 году:
Маточкин Шар — одно из самых живописных мест советской Арктики. Длина пролива равна 95 километрам, ширина его в среднем составляет 2 километра, но местами пролив сужается до полукилометра. С обеих сторон громоздятся покрытые вечным снегом горы до тысячи метров высотой. В некоторых местах с гор сползают небольшие ледники. По своему характеру Маточкин Шар напоминает типичный норвежский фиорд.
Маточкин Шар обычно вскрывается в первой половине июля и очищается ото льдов к середине августа, но когда мы проходили через пролив (31 июля 1932 года. — Авт.), он был уже свободен ото льдов.
Отсутствие в проливе обещанного ледокола и встречу с советскими лоцманами Р. Эйссен в своей газетной статье описал весьма своеобразно:
Они (лоцманы. — Авт.) сказали, что, мол, ждут наше судно уже 8 дней и что только что получили указание возвращаться домой. Может быть, это была очередная попытка Советов освободиться от данного ими согласия сопровождать нас по северному пути, просто заявив, что, мол, ждали меня достаточно долго, но напрасно. И скорее всего, им бы это даже удалось, если бы я не появился в проливе Маточкин Шар так быстро.
Далее Р. Эйссен добавляет, что «по характеру заданных вопросов и высказанных возражений можно было понять, что ледовые лоцманы получили из Москвы указание доказать командиру, что судно тем или иным образом не подходит для прохождения по Северному пути».
Вполне естественно, что немцы не могли знать, что факт назначения на рейдер лоцманами таких известных ледовых капитанов, какими были Д. Сергиевский и А. Карельских, является гарантией благословления ледовой проводки на самом верху советского руководства и находится под особым контролем Сталина. А также о том, что советским лоцманам придется выполнять всю работу так и не попавшего на борт рейдера советского оперативника из НКВД.
Правда, достаточно быстро профессиональный разведчик Р. Эйссен заметил как высочайшую профессиональную компетентность советских лоцманов, так и отличное знание капитаном Карельских английского языка.
Первое, что обнаружили Сергиевский и Карельских, поднявшиеся на борт «Донау», было абсолютное несоответствие экипажа, носившего военно-морскую форму, виду комфортабельного гражданского теплохода. Об этом они своевременно доложили в Москву. Но кому в Москве был нужен этот доклад? Ведь там и так отлично знали, кого поведут советские ледоколы по Севморпути!
Хотя в последующем, как мы это еще увидим, по этому поводу будет разыгран целый спектакль, так как уже на заключительном этапе операции в Москве сделают вид, что впервые узнали о военном назначении нацистского «торгового судна». Но это совершенно не соответствует истине. Более того, конечно из-за собственной выгоды, что в 1943 году было подтверждено и самим Эйссеном:
Советские лоцманы могли достаточно легко распознать в экипаже «Кометы» военных, тут любая маскировка, даже по дисциплинарным причинам, была невозможна. Все моряки носили настоящую военно-морскую форму, и я проводил все переговоры в форме капитана-цурзее военно-морского флота.
Но при существующем режиме и действующих в те годы правилах обо всем, что могло вызвать хоть малейшее подозрение, лоцманы были обязаны немедленно докладывать Москве. А поэтому все, что происходило на «Комете», Москва всегда и все знала в полном объеме. Это же, но только в 2000 году, подтверждает и А. Черепков, ссылаясь на донесение одного из лоцманов: «Командование крейсера не скрывало… что они военные офицеры и что на борту команда состоит из военных моряков. Все время нашего пребывания на борту ежедневно производился полный военный церемониал». Даже простые моряки с советских ледоколов, обеспечивавших переход «Донау» по Севморпути, понимали, что германский транспорт является военным судном, замаскированным под коммерческое судно. В основном из-за необычайно высоких бортов, которые были явно надставными с тем, чтобы в нужное время они могли быть опущены.
Однако вернемся в пролив Маточкин Шар, где в ожидании ледоколов стоял нарядный «Донау».
В эти дни, вполне естественно, Р. Эйссен твердо настаивает на выходе в море без сопровождения ледокола, тем более что у него на борту теперь уже находятся советские лоцманы. Если судить по рассказу Роберта Эйссена, то районом стоянки «Комета» в проливе был район мыса Лагерный, который на тот период характеризовался Лоцией следующим образом:
Лучшим местом якорной стоянки в проливе Маточкин Шар является рейд у мыса Лагерный, который закрыт от всех сторон. Погрузка и выгрузка судов здесь возможна только на рейде. Пресную воду можно доставлять шлюпками из ручьев Кислый, Ущельный и Чистый.
На мысе Лагерный имеется 9 деревянных рубленых домов, заселенных промышленниками. Имеется больница на 15 коек. В домах можно разместить до 150 человек.
Неясно, почему этим на предложение Р. Эйссена идти в Карское море без ледокола соглашаются Карельских и Сергиевский, но «Комет» идет в направлении Карского моря. Правда, очень быстро это самостоятельное плавание заканчивается у сплошного ледового поля в Карском море. И Эйссену пришлось дать радиограмму руководителю Западного сектора Севморпути с запросом о дальнейших действиях. Но прежде пришлось вернуться в Маточкин Шар и довольствоваться «новой проверкой на терпение».
…я велел сообщить радиограммой руководителю западной части Сибирского морского пути, который находился на «Сталине», что наш корабль стоит у западной кромки ледового поля в Карском море и просит дальнейших указаний. На это я получил ответ, что в течение нескольких дней из-за сильного тумана разведывательные полеты невозможны и что поэтому нет ясной картины относительно ледовой ситуации, и что мне следует вернуться обратно в пролив Маточкин Шар и там, встав на якорь в подходящем месте, ждать последующих указаний.
