На поступивший вопрос о причине изменения плана перехода И. Папанин сообщил, что одно из наших промысловых судов заметило в Беринговом проливе несколько иностранных судов, которые могли бы раскрыть секретность перехода. Казалось бы, что может быть непонятного в этой телеграмме? Однако начальник морских операций восточного сектора Арктики ледовый капитан Афанасий Мелехов… совершенно не понимает ее текст и передает встречную радиотелеграмму:
Вашу 25-ю не понял. Кого вернуть на запад — пароход или Крепша? Жду немедленный ответ разъяснениями.
Представляется вполне очевидным, что в этой телеграмме имеется явно скрытый подтекст. И, похоже, между Папаниным и Мелеховым о господине Крепше уже состоялся некий разговор, по меньшей мере — по телефону. Одновременно мы вполне можем предположить, что затягивание времени на исполнение полученного приказания было чрезвычайно важно лично Мелехову для того, чтобы сохранить в целости свою голову. Ведь он прекрасно понимал, что при необходимости и в случае удачи перехода, и в случае его неудачи, первым из наиболее реальных кандидатур на «заклание» станет именно ледовый капитан Мелехов. И его мысли вполне понятны. Возможно, где-то, еще пока в мирной тишине московских кабинетов, возникли сомнения в истинных целях перехода рейдера «Комет» по Сев-морпути или «в чем-то ином». Вполне вероятно, что в это время советской разведке уже стало известно о начале разработки плана «Барбаросса». В то же время Мелехов понимал, что даже двум, но безоружным, советским ледоколам, заставить вооруженный крейсер нацистов вернуться на запад — нереально.
Сложившаяся ситуация усугублялась еще и тем, что Эйссен со своей стороны прекрасно ее просчитал. Более того, он твердо рассчитывал на свою морскую удачу и на то, что ледовая обстановка на оставшемся 400-мильном участке маршрута до Тихого океана не будет столь тяжелой, как это было ранее. И потому сразу же заявил советской стороне о своем неприятии любого предложения о возвращении на запад. Разве что после получения приказа из Берлина. Правда, чтобы не ставить Мелехова в абсолютно безвыходное положение, он согласился подождать ответа на отправленный в Москву запрос. Между прочим, напрашивается очередной и весьма неожиданный вопрос: «Откуда у него такая уверенность в чистоте ото льда дальнейшего пути, ведь фашистский экипаж только-только пережил ночь в ледовом аду?». Ответа нет!
Для новой якорной стоянки фашистского рейдера был выбран район у мыса Шелагский, находящегося недалеко от входа в пролив Лонга.
Здесь нам хотелось бы привлечь ваше внимание к давней исторической, можно сказать, неясности. Долгое время и наиболее часто вышеупомянутый приказ Ивана Папанина советские историки оценивали как прозрение советской стороны, которой вдруг стали ясны истинные цели проводки немецкого рейдера, искусно замаскированного под мирное торговое судно. Однако о том, что это чистейший вымысел периода послевоенного СССР, совершенно ясно даже из приведенных выше докладов советских лоцманов Дмитрия Сергиевского и Афанасия Карельских.
Вообще все попытки внушить советскому читателю, что сталинское правительство было непричастно к разбойничьим «подвигам» одного из фашистских крейсеров на Тихом океане, вполне понятно. Наиболее дипломатичное объяснение этой весьма щекотливой ситуации удалось найти и рассказать о нем в послевоенных мемуарах адмиралу Арсению Головко. В переизданной в 1979 году книге «Вместе с флотом» он написал:
Сталин действительно разрешил Папанину включить немецкое судно в план арктических операций 1940 года и обеспечить его проводку. Но когда в восточном секторе Арктики, у острова Айон, было установлено, что это судно следует с военной командой, то было принято решение воздержаться от его дальнейшей проводки.
Даже наш весьма информированный историк А. Черепков, вероятно, в духе того времени, был вынужден лишь коротко отметить появление у руководства Севморпути чувства сомнения в правильности своей деятельности по проводке боевого корабля нацистов по арктическим морям.
И здесь действительно самым подходящим стало словосочетание «воздержаться от его дальнейшей проводки». Ведь даже такая серьезная организация, как НКВД Союза ССР, была вынуждена лишь отметить:
На предложение, согласно распоряжению тов. Папанина, вернуться обратно заявил он (фон Эйссен. — Авт.), что подчиняется только своему правительству, имеет задание идти для выполнения своей работы и что ему объявлено, что он является полновластным хозяином корабля, и как найдет нужным, так и сделает. На разговор… что не разрешит Москва, придется возвращаться, командир заявил: я Москве не подчиняюсь, и если завтра к 8 часам утра не будет положительного ответа, я иду по своему заданию на восток. Если не снимите с меня ледовых лоцманов, я их высажу на берег в районе Биллингса или в другом удобном месте и пойду по назначению.
А. Черепков
Так и не дождавшись разъяснений от Папанина, 2 сентября Эйссен собирает на борту «Комет» специальное совещание, на котором, кроме Мелехова и Сергиевского, присутствовал и… Курт Крепш. Здесь Эйссен сразу же заявил, что в связи с отсутствием ответа и возможным ухудшением ледовой обстановки в Чукотском море, он, как командир перехода, вынужден вручить советской стороне свое решение в письменном виде:
РУКОВОДИТЕЛЮ МОРСКИХ ОПЕРАЦИЙ В ВОСТОЧНОМ СЕКТОРЕ АРКТИКИ КАПИТАНУ МЕЛЕХОВУ
Я, капитан-цурзее Р. Эйссен, капитан германского парохода, который, на основании соглашения с советским правительством, проведен в навигацию 1940 года с запада на восток Северным морским путем, заявляю:
1. Меня устно поставили в известность об указании Папанина отвести мой корабль обратно на запад в связи стем, что в Беринговом проливе появились иностранные корабли, которые могут заметить мой корабль.
2. Мною получено от вас сообщение о появлении японской китобойной флотилии в районе мыса Сердце-Камень и о том, что в районе острова Врангеля замечен военный корабль.
3. Все эти данные доведены до моего сведения, но я считаю, что вышеупомянутые корабли не представляют для меня никакой опасности. Я располагаю всеми средствами, чтобы незаметно покинуть советские воды.
4. Поскольку я располагаю полномочиями из Берлина действовать на месте по собственному усмотрению независимо от содержания приказов из Берлина или Москвы, я с 23.00 (московское время) 2 сентября 1940 года следую восточным курсом самостоятельно, причем ответственность за все возможные последствия принимаю на себя.
5. Вопреки всем вашим протестам я категорически отказываюсь ждать дальнейших указаний и настаиваю на том, чтобы лоцманы Сергиевский и Карельских, задачу которых я считаю выполненной, были сняты с корабля. В противном случае я высажу их на землю там, где они пожелают.
6. Я не имею никаких претензий в части проводки моего корабля, который в настоящее время находится на широте 70 градусов 09 минут северной и долготе 169 градусов 53 минуты восточной. Напротив, я хотел бы подчеркнуть, что все мои просьбы исполнялись и во всех вопросах, связанных с проводкой, мне шли навстречу, за что я выражаю свою благодарность и признательность.
