— Лучше, — ответила ему и испытывая смущение, решила встать. Не хотелось разлеживаться перед тем, с кем встречалась от силы пять-шесть раз.
— Лежи! Не надо вставать! — тут же вскочил Тимофей. — Медсестра сказала, что тебе нужен покой.
— А Машке ужин. Который сейчас час? — вопреки его настоянию, присела и свесила ноги с дивана. Недавний обморок тут же дал о себе знать. Голова закружилась, а живот жалобно заурчал.
— Без пятнадцати восемь.
— Ну вот, а у меня ребенок голодный, — попыталась вновь встать, но мужчина опять не дал, опустив руку на мое плечо.
— Я накрою. Сиди.
Тимофей вышел из комнаты, а я так и осталась хлопать ресницами. Вскоре послышался стук дверей кухонных шкафчиков, звон посуды и чирканье спичек.
— Мама, он помог поднять тебя сюда.
— И скорую помощь тоже он вызвал?
Она кивнула, затем потянула меня за рукав, вынуждая склониться. Маша всегда так делала, когда хотела посекретничать.
— Дядя Тим хороший, — шепнула дочка мне на ушко, — только чуть-чуть воняет.
— Чем? — удивилась я.
— Сигаретами. Как дедушка Сёма.
Я с улыбкой на устах погладила дочь по щеке и все-таки встала. Не бабка же, в самом деле. Поем вот, а после, когда Тимофей уйдет, еще и искупаюсь. Как огурчик буду. И не такое ведь проходили. Спасибо за опыт Жене.
Глава 2
Когда мужчина разливает полковником суп, наверное для женщины весь мир замирает на пару мгновений. Это случается с теми, чья жизнь протекала долгие годы у плиты и они считают, что это их законное место. И именно таковой с момента замужества была я. Женя совсем не любил кухню. Единственное, к чему он мог прикоснуться — мясо для шашлыка. И то, иногда маринование ложилось на мои плечи. В последние месяцы, а может и пару лет своей жизни с мужем, я напрочь позабыла о себе, зарылась по уши в кастрюли и все свое время посвящала воспитанию ребенка и комфорту благоверного. Только в итоге не получила ни блага, ни верности.
Сейчас же, я наблюдала за действиями едва знакомого мужчины, и чувствовала себя очень странно. Словно происходило нечто неправильное, далекое от моего понимания.
— Ты не против, если я и себе чутка налью? — спросил Тимофей, ставя передо мной тарелку.
— Нет. Посиди с нами.
Конечно, мне следовало самой угостить неожиданного гостя, но я еле дошла до кухни. Видимо, плохому самочувствию поспособствовал и голод. А как иначе можно было объяснить внезапную слабость?
— Машуня, достань хлеб и дай маме.
Дочка, до сих пор сидевшая на стуле, вскочила, открыла дверцу нижнего шкафа и отдала мне пакет. Вскоре в моих руках оказался и нож, только переданный Тимофеем.
— Там, в холодильнике, на двери есть острый перец, если хочешь, — сказала мужчине, тоже устроившимся за нашим маленьким столом. Сейчас, глядя на него, я видела тёмные круги под глазами и опущенные от усталости плечи. Интересно, как много он работает?
— Я не ем острое. С детства.
— Понятно, — ответила ему, теперь испытывая неловкость. И чтобы ее скрыть, тоже приступила к ужину.
В кухне наступила тишина, нарушаемая только звоном столовых приборов. Даже Маша ела с аппетитом. А Тимофей и вовсе умял тарелку за пять минут.
— Возьми добавки, — предложила мужчине, заметив его все еще голодный взгляд. Увы, суп был на бульоне, но без мяса. И он ожидаемо не наелся.
— Там мало. Вам не останется потом.
— Да ладно тебе. Я и эту тарелку с трудом закончу, а Машка через пару часов и вовсе ляжет спать. — видя его сомнения, пригрозила, пряча улыбку. — Возьми сам, иначе я встану.
Тимофей поколебался с секунду, затем, смущенно кашлянув в кулак, встал и налил себе еще пол тарелки.
— Прости, у нас пока все по — простому, — случайно вырвалось оправдание.
— Он не помогает?
— Скинул деньги на мой счет, но я ими пока не воспользовалась.
— Понятно, — задумался о своем мужчина, продолжая уплетать суп.
Мысли о Жене вмиг испортили настроение. Вспомнились частые вечера, когда мы тоже вот так мило беседовали, ужиная втроем с дочерью. А потом… как приехал Степан, как явилась его фифа, начала строить глазки моему мужу и насколько быстро переменился тот, в ком я души не чаяла.
В памяти до сих пор всплывал тот вечер, ставший роковым в наших семейных отношениях.
— Женя, ты бы добавил к картошке кетчупа, а то она подгорела чуток, — ехидно засмеялась рыжая бестия.
— Да нормально на этот раз получилось. Раньше Лиза вообще все палила. Это теперь вкусно. И вообще, я люблю, когда с корочкой, — нервно ответил муж, не отрывая взгляда от тарелки. Затем опустил плечи и вдруг выпрямился. Он всегда так делал, когда ему приходила в голову замечательная идея, — В идеале, можно было бы запечь на углях. Предлагаю завтра разжечь во дворе костер и попробовать!
— Прекрасно! — обрадовалась отчего-то Ани, но затем вновь бросила в мою сторону шпильку. — А то у Лизы в последнее время получается не совсем вкусно. Устала наверное.
Женя глянул на меня хмуро, наверняка думая, что я плохая хозяйка и не умею радовать гостей. Но это был его брат, а не мой! Он мог и сам постараться ради комфорта Степана и его девушки. Однако, выкручивалась я одна. А после, когда ложились с ним в постель, еще и выслушивала его недовольства. Вот уже пару недель, как Женя часто возмущался, браковал мою стряпню и намекал, что я плохо за собой слежу. Это остро било по моему самолюбию. Особенно, когда он нечаянно сравнил меня с девушкой своего брата, которая держала пальцы веером, демонстрируя идеальный маникюр, и с момента приезда, ни разу не подошла к мойке, хотя бы помочь с посудой.
Однако сейчас, взглянув на Ани, я заметила, как та прячет улыбку. Она никогда и ничего не говорила просто так. Даже сейчас ее слова, наполненные ядом, сорвались с губ только для того, чтобы указать Жене на недостатки его горе-жены.
— Ани если тебе так не нравится моя еда, ты можешь сама занять плиту. Я только спасибо скажу, — не удержалась и сказала ей колкость. Ведь было так обидно, что будучи в моем доме, какая-то фифа оскорбляла меня.
— А разве в России принято гостям самим себя обслуживать? Предупредили бы сразу, мы остановились бы в отеле, — бесстыже глядела она на меня, продолжая ставить себя выше. Но это лишь больше злило.
— Теперь я понимаю, что тебе следовало именно так и поступить!
— Лиза! — закричал неожиданно муж и со злостью посмотрел на меня. — Извинись.
— За что? За то, что она тебе глазки строит? Или за то, что смеет меня оскорблять?
— Тебя никто не оскорблял, — встал он на ее защиту.
