А еще не понимаю ее. Если отбросить весь девичий бред: чего хочет Саша? Ведь мы с ней почти незнакомы, и она не раз подчеркивала, что ее ко мне именно влечет. Конечно, для восемнадцатилетней не испорченной девчонки следующее действие — влюбиться. То есть, конечно, решить, что влюбилась, потому что всерьез подобные чувства воспринимать нельзя. Но она будет, и я должен мягко, чтобы не сломать, объяснить, что от ее тяги ко мне до любви еще очень длинный путь.
Все это звучит очень складно и разумно, пока я не начинаю вспоминать вчерашний день. Потому что все доводы разума тут же разбегаются, и единственное, чего хочется, так это уложить Сашку в кровать и трахать до бессознательного состояния, наслаждаясь ее искренностью и отдачей.
Я беру телефон в руки и довольно долго смотрю на него, но все же ничего не пишу и не звоню. По телефону такие разговоры лучше не начинать, чтобы не давать ложных надежд. А я сам еще не знаю, что делать. Впервые со мной такое.
На удивление, мама выглядит свежей, и настроение хорошее, всю дорогу что-то говорит, я поддакиваю в нужных местах, понимая, что болтовня — следствие нервов. До больницы два часа езды, и вскоре она уже в палате, где ее готовят к операции, а я беседую с врачом. Ничего нового, конечно, не слышу, так что остается только ждать.
Шамова приезжает незадолго до операции, я в это время сижу в кафе на первом этаже и пью кофе, отчаянно ругаясь с московским офисом. Ушёл подальше, чтобы не пугать маму своими криками. Сорвали сроки выполнения по договору, оправдывая это тем, что им задержали доставку стройматериалов. Мне, блядь, какая разница?
Их работа делать так, чтобы задержек не было, и если надо, поехать в ебеня на металлобазу и лично привезти оттуда заказ. Хоть на собственном хребте. Я обещаю, что неустойку вычту из зарплаты, хотя конечно, так себе угроза. Потому что если я так сделаю, то парню придется работать на меня бесплатно пару лет.
Звоню своему заму и обещаю ему то же самое, если он не разберется с заказчиками и не уладит вопрос. Хорошо хоть заказ не государственный, а то влетели бы на крупную сумму без права оправданий.
Короче, когда я кладу трубку, настроение ни к черту.
Шамова, слушающая меня последние минут пять, усмехается:
— А ты страшен в гневе, Рома.
— Ага, так что не провоцируй, — кидаю ей и допиваю успевший остыть кофе.
— А то что? — она щурится, всматриваясь в меня.
Я отвечаю внимательным взглядом, замечая, как что-то в ней неуловимо изменилось. Появилась нагловатая уверенность, что ли. Думает, раз помогает мне с матерью, так я буду шелковым? Да пошла она на хуй. Ладно, надо остыть, это просто разговор с Москвой несколько выбил из колеи.
— Пойдем, — киваю ей, вставая.
Она следует за мной молча, даже не пытаясь начать диалог, и вообще ведет себя отстраненно.
Зато у матери в палате преображается. Без остановки улыбается, гладит ей руку, болтает так много, что у меня начинает болеть голова. Но мать, кажется, и впрямь счастлива.
— Все будет хорошо, Маргарита Михайловна, — Инна говорит так приторно, что я удивляюсь, как еще никто не выставил ее отсюда за гадкое притворство, — главное, помните, что мы с Ромой всегда рядом и готовы помочь.
Она переплетает наши пальцы, а я с трудом подавляю желание выдернуть руку. Сам не понимаю, почему, но Шамова вдруг стала меня раздражать еще больше, чем обычно. Мама улыбается, а Инна записывает в ее телефон свой номер, на всякий случай.
— Когда меня выпишут? — спрашивает мать.
— Доктор сказал, дней через пять после операции, если все будет хорошо.
А потом я провожу два напряженных часа, ожидая, когда выйдет доктор. Инна на удивление тиха, не лезет ни с наставлениями, ни с подбадриваниями. Сидит молча, уставившись в телефон.
Наконец, операция заканчивается. Мама в реанимаци и до завтрашнего дня там останется. Все прошло хорошо. Я выдыхаю, интересуясь, можно ли ее повидать. Но док категорично качает головой. Все завтра.
Инна уходит в туалет, а я, как только остаюсь один, сразу думаю о Саше. Кидаю взгляд на часы: Матвей должен быть на работе, может, она и снимет трубку? Все-таки мурыжить ее столько времени — даже жестоко.
Саша отвечает почти сразу, и я слышу, как она произносит на выдохе:
— Алло?
— Привет, — и помимо воли улыбаясь, представляя, как она сейчас сжимает трубку и закусывает губу.
— Привет.
— Как дела?
На несколько секунд устанавливается тишина, и она мне почему-то не нравится.
— Все нормально… — Саша запинается, — завтра поговорим, хорошо? Мне неудобно.
Я не успеваю ответить, потому что слышу голос Инны за спиной:
— Я готова, можем ехать.
Глава 32. Саша
Он все-таки позвонил! И одновременно меня накрыло радостью и беспокойством. Потому что весь день я только и делала, что истязала себя противоречивыми мыслями. Разговор с тетей Инной крутился в голове на повторе.
Но не смотря на все ее доводы, разумные и правильные, сердце отказывалось принимать, что я должна все закончить. Как же это возможно, когда у нас только все началось? И да, может, у них с тетей Инной что-то там намечалось, но ведь это все было до нас. До НАС. Может, теперь Роман все переосмыслит, порвет с ней?
Я в который раз перечитываю его смс, словно пытаясь черпать из нее силы, чтобы не разреветься. Но как же сложно притворяться перед мамой, благо, она после Москвы погрузилась в работу, так что мы не особо много пересекаемся. Но выслушать рассказ о путешествии и посмотреть фотки я должна была, хотя по факту ничего не видела и не слышала.
И вот он звонит. А я теряюсь, не зная, что сказать. И просто обрываю разговор, потому что мне надо видеть его глаза, трогать его, чувствовать, чтобы понять, что между нами. И есть ли вообще что-то?
И когда я уже тянусь к кнопке выключения, слышу голос тети Инны. Сжимаю трубку обеими руками и сглатываю, в горле сразу образуется ком, а перед глазами разливается туман.
И все вопросы, ответы, надежды, все рассыпается в труху, сжигается в миг пламенем и осыпается пеплом на пол перед моими ногами, туда, где, наверное, валяется мое сердце.
