Я почти отбрасываю телефон на стол и ловлю во взгляде тети Инны торжество. Мне хочется заорать: чему ты радуешься? Тому, что кому-то тоже плохо, как было тебе? Тому, что ты оказалась права? Какая невыносимая жестокость в этом взгляде, в нем нет сочувствия или сожаления, и это немного меня отрезвляет.
Я вдруг осознаю как никогда ясно: у тети Инны вовсе нет причин так уж сильно меня любить. Особенно теперь, когда Рома выбрал меня, а она оказалась за бортом. И ее появление тут кажется вдруг подозрительным. Она, как и я, надеялась застать в офисе Рому? Иначе зачем пришла? А если так: тетя не знает, где он, а значит, просто давит на мою растерянность, пытаясь вырыть между мной и Ромой пропасть.
Наверное, мои мысли выдают меня, потому что взгляд тети меняется, она встаёт и отходит в сторону.
— Можешь мне не верить, если тебе так легче, — произносит ровным непроницаемым голосом, — это все равно ничего не изменит.
И тут раздается стук в дверь. Это так неожиданно, что мы переглядываемся в недоумении. Тут же дверь приоткрывается, и на пороге приемной появляется высокая блондинка. Я смотрю на неё и нутром чую: она не отсюда. Все в ней как будто другое. Сложно объяснить, на что я опираюсь, делая такой вывод, но почему-то уверена в том, что девушка приезжая. Она красивая, но все в ней мне кажется ненатуральным. Впрочем, что-то не только кажется: губы и ресницы так точно, и бюст тоже под вопросом. Девушка одета в короткое платье, идеально обтягивающее все изгибы. Туфли на каблуках, светлые распущенные волосы до поясницы. На вид ей не больше тридцати, а там черт его знает под этим количеством косметики.
Она оглядывает нас, хлопая глазками, а потом выдаёт:
— Простите, это ведь офис Романа Борцова?
Мы с тётей Инной снова переглядываемся, и несмотря на наши разногласия, негласно занимаем одну позицию: против этой странной девицы.
Тетя складывает на груди руки и кивает, добавляя:
— А что вы хотели?
— А Рома на месте? — спрашивает девица, и это ее “Рома” неприятно режет слух. Я занимаю позицию глухой обороны, смотрю исподлобья и жду продолжения.
— Роман Александрович, — нарочито произносит тетя Инна, — в отъезде. Ему что-то передать?
— А когда он вернётся? — девица чуть ли не губки надувает.
— А вы собственно кто? — не выдерживает тетя. Девушка откидывает назад светлые волосы и говорит:
— Меня зовут Кристина. Можно сказать, что я… Ромина невеста.
Паузой, повисшей в офисе, можно заполнить все пространство этого бизнес-центра. Моя броня действует ещё какое-то количество секунд, просто блокируя услышанную информацию и не подпуская ее к мозгу. А потом она падает на меня сверху огромной каменной плитой, примите, распишитесь. И я вдруг начинаю смеяться, смеяться так громко и неестественно, что мне не надо видеть лица окружающих, чтобы понять: это выглядит страшно.
— Не. Ве. Ста, — произношу по слогам, сдабривая каждый ударом ладоней об стол.
Они начинают гореть, потому что я бью так сильно, как могу. Откидываюсь в кресле и продолжаю смеяться. И только когда тетя Инна выплескивает мне воду на лицо, смех переходит в нервный плач. Я судорожно хватаю воздух, перерабатывая его в рыдания, пока тетя не встряхивает меня так, что я, кажется, чувствую это всеми внутренними органами.
— А ну успокойся! — рявкает она, и это работает. Наверное, примись тетя утешать и соболезновать, я бы продолжила плакать, но ее строгий собранный взгляд трезвит лучше любой воды. Я успокаиваюсь так же резко, как и начала истерику.
Перевожу взгляд на испуганную девушку и сухо говорю:
— Извините.
После чего поднимаюсь, медленно надев на плечо сумочку, иду к выходу. Открываю дверь и, повернувшись, встречаюсь с парой недоуменных взглядов.
— Извините, — говорю ещё раз. — Мне надо закрыть офис. Покиньте его, пожалуйста.
Наверное, я выгляжу слишком ненормально, потому что они без слов выходят. Пока я кручу ключ в замочной скважине, Кристина робко спрашивает:
— Что все это значит? Вы знаете, когда появится Рома?
Этот вопрос она явно адресует тёте, но повернувшись, я отвечаю:
— Зря вы сюда приехали. Роман Александрович как раз в Москву отправился.
И ухожу, оставив их. Уверена, что тетя Инна не будет меня догонять, останется с этой девушкой, чтобы вызнать, что к чему. Но я ничего не хочу знать. Я вообще больше ничего не хочу.
Бреду по улице, не глядя по сторонам. Такое ощущение, что внутри меня играла скрипка, а потом моему скрипачу надоела музыка, и он медленно, с садистским упоением начал вырывать струны. Одну за одной, слушая как они с печальным звоном падают на землю. А я все надеюсь… Что он передумает, что натянет новые струны, и будет звучать новая песня. Но скрипач просто взял скрипку и со всего размаху разбил о стену. С хрустом и надрывом разнёс в щепки все, чем я жила. Больше ничего нет. Меня нет.
Я даже не знаю, сколько проходит времени, когда наконец обращаю внимание на проезжающую мимо маршрутку. И поднимаю руку, тормозя ее.
Глава 43.Рома
Вышагиваю по холлу больницы, испепеляя взглядом всех, кто попадается на пути. Мне бы сейчас в спортзал, груши не хватает, как и боксерских перчаток. Там бы я быстро успокоился и отключился на время, чтобы потом осмыслить происходящее с чистой головой.
Что, блядь, происходит вокруг? Сначала Мот хер знает откуда взявшийся около подъезда, потом приступ матери, теперь тендер. И снова скользит въедливая мысль: а был ли честен друг всё это время?
Или, может, снюхался-таки с Кирсановым за моей спиной?
Или это просто идиотская месть за Сашку? Совсем ни в какие ворота. Нет, блядь, Борцова не сломать, если это насмешки судьбы, то я отвечу холодным расчётом. Главное, не бросаться на все сразу и не пороть горячку.
Завтра нужно вернуться и разобраться с тендером, от этого никуда не деться. Чернов, уверен, не зря получил на лапу, так что беспокоиться пока не стоит. Да, ситуация вышла неприятная, хотя я был уверен, что наше предложение будет самым выгодным. И цены, кстати, закладывал не самые низкие, отчасти, чтобы иметь возможность двигаться, но ещё потому, что сам не верю в то, что дёшево и качественно могут идти рука об руку. А некачественно я не делаю принципиально.
И снова думаю о Матвее. Хорошо, что не рассказал ему о том, что нашёл лазейку через Чернова. Судя по всему, правая рука последнего живет сама по себе. И все больше гадит.
Сажусь в кресло и устало тру лицо. Ладно, тендер это вообще самая малая из бед, даже если просру его, ничего особенно не потеряю. Но по крайней мере, тут я сделал все, что мог.
Не то, что с матерью и Сашей. Когда вроде и хочется что-то сделать, только вот нечего. Сейчас я могу только ждать и надеяться, что больше ничего нового не вылезет. И надеяться, что мама придёт в себя в ближайшее время.
