Полжизни снесли уроду.
Сапфировый свет с левой стороны померк, заставив линнорма изогнуться в шипящей агонии. Выстрелив, как гадюка, прочь от них, монстр разорвал дистанцию, ощупывая длинным тонким языком то место, где до этого располагался глаз.
Могучее тело линнорма больше не смотрелось таким уж неуязвимым. Покрытое узором глубоких ран, оно сочилось дымящейся кровью, что частыми каплями покрывала снег.
Пока Фурия превращала змея в инвалида, мастодонт успел громогласным топотом сломать одну из лап линнорма, поэтому тот припадал на неё, отдавая предпочтение здоровой.
Наградив её долгим прощальным взглядом, девушке показалось, что чудовище нахмурилось, словно запоминая её черты, монстр нырнул в землю, которая расступилась перед ним будто густой кисель, а не смёрзшийся дёрн, и исчез.
На вас повесили дебафф Проклятие Линнорма (∞)
Урон от огня и огненной магии увеличен вдвое.
Глава стаи мастодонтов и сам не выглядел так уж хорошо. Красные полосы окрашивали его тело там, где линнорм сдавливал его, приготовившись отправить на тот свет.
- Спасла твоих разинь, Дамбо. Твоя очередь теперь, помогай, - прохрипела девушка, махнув в направлении стойбища Клана.
Мастодонт что-то протрубил, раскачивая крупными, как гигантские подсолнухи, ушами. Развернулся и зашагал вслед сбежавшим родичам.
Вот и твоя награда, грин пис, блин.
- Стоило их спасать? –задало вопрос ехидное подсознание.
- Стоило, - отрезала она, гася разочарование.
Получилось бы очень гладко - доехать на огромном слоне, конечно.
Фурия потрогала руками конус позора. Самодельное приспособление постигла быстрая и окончательная, как налоги, смерть. Перекошенное, с изломанными ветками, растерявшее большинство лент-креплений, оно не подлежало ремонту. Даже шкуру, обмотанную вокруг каркаса, пробили острые куски льда, оставив несколько отверстий. Дырявые с двух сторон борта позволяли глядеть через них на мир.
Собрав в повязку снег, она затянула её вокруг лица. Падающая полоска кислорода замедлилась, но не остановилась.
Ох, не хочу я снова проходить через медленную смерть от удушья.
Больше часа на таймере, и последняя треть пути впереди. Фурия упрямо побежала дальше.
Состояние отрешённости, абсолютной сфокусированности на первичной цели опустилось на неё. В данный момент ничего не имело значение кроме движения вперёд. Шаг за шагом. Игнорируй боль, усталость, удушье, стискивающее лёгкие. Двигайся. Не останавливайся.
Механически передвигая ноги, она вытеснила мысли на обочину, не позволяя себе расклеиться. Пять минут бега. Свежий снег под повязку, тающий от её разгоряченного дыхания слишком медленно. Повторить. Снова. И снова.
Ваша выносливость повысилась до 17 (+1)
Встретившиеся термальные источники позволили ей получить короткую передышку. Под аккомпанемент гейзера, выбрасывающего в небо фонтан кипятка и пара, она дышала свободно и необузданно, вливая в грудь живительный воздух.
Даже на максимальном отдалении от гейзера вода оставалась горячей, а уж по центру однозначно хлестал кипяток, поэтому нахождение под водой причиняло ей неприятные, вполне возможно усиленные проклятьем линнорма, ощущения.
С огромной неохотой рассталась с этим уголком тепла и жизни посреди замерзшей степи. Волосы орчанки давно уже покрывал слой льда, но она не замечала этого, как не замечала ран, нанесенных линнормом, которые покрылись струпьями, перестав кровоточить. Не замечала того, что выносливость уже долгое время держится в жёлтой зоне, приближаясь к оранжевой. Она двигалась, и в движении заключалась самоцель. Упрямый вызов миру, но в первую очередь – себе.
Передышка забылась слишком быстро, и снова накатила привычная усталость. Полоска воздуха, постоянно колеблющаяся у нижней границы, сулила проблемы.
На вас повесили дебафф Разреженный воздух (∞)
Вы слишком долго находились в атмосфере нехватки кислорода. Ваша усталость будет накапливаться в три раза быстрее.
Не отрывая глаз от дороги, она прочла текст и лишь стиснула зубы ещё сильнее.
Проклятая игра определённо пытается меня убить. Хрен тебе. Стоп, откуда здесь дорога?!
Уже несколько минут мчась по широкому тракту, утоптанному тысячей ног, Фурия только сейчас осознала, что глубокий снег под ногами исчез. Большак вёл в нужную ей сторону, поэтому она припустилась ещё быстрее, созерцая краем глаза, как подходит к концу воздух, а выносливость наливается отталкивающим красным цветом.
Либо сейчас случится чудо, либо я свалюсь и, наконец, сдохну.
Кли́ос Сквалыга пребывал в полнейшем восторге. Он и раньше подозревал о своей потаённой гениальности, но сегодня убедился в этом наверняка. Кто ещё, кроме этого, предприимчивого гоблина разглядел, НЕТ, расслышал столь приятный уху звон золотых монет, лежащих практически бесхозными посреди этой богами проклятой тайги. Надо лишь наклониться и подобрать!
- Никто, вот, что я вам скажу! – выкрикнул в пустоту зелёный коротышка, потрясая руками.
- У орков нет денег, Сквалыга. Орки тебя живым съедят, Скупердяй, - передразнил он дребезжащим голосом невидимого собеседника. – Это мы ещё посмотрим, Дааг! Отродье, ты, крысиное. Кто получил пушнину за иголки, игральные карты и пуговицы, а?! Кто сторговал синий акефрас за десяток гребней, да отрез сатина[1]? За сатин, Дааг! Да за пучок акефраса за мной алхимики по всему Элдертайду бегать будут! А он у этих варваров здесь в огороде растёт!
Клиос остановился, позволив поводьям упасть на землю. Невысокая лошадка, бредущая позади него, почти пони, покрытая густой курчавой шерстью, меланхолично остановилась и тут же начала искать под снегом траву.
- Да, я - сквалыга[2], крохобор и скупердяй, но клянусь Бездной, я знаю, как делать деньги. И здесь их полно. Много ли торговых караванов ходят ко всем этим Кланам Заросшей Пятки? А я скажу тебе – нет! Мо-но-по-лия, - по слогам с нескрываемым пиететом произнёс Клиос и зажмурился от удовольствия.
Удовлетворившись этой отповедью, гоблин вытащил головку сыра из одного из бесчисленных коробов, рюкзаков и сумок, усеивающих лошадку, как блохи – дворнягу. Хрумкая сыром, он снял ведро, притороченное к сбруе за крючок, и налил в него воды из большого меха, который с кряхтением достал из рюкзака.
Сам чудовищных размеров рюкзак, висящий у него за спиной, являлся любовью и гордостью Клиоса. С ним он начал свой путь в царство коммерции и с ним же, если верить его последней воле, написанной нечитаемым почерком, намеревался быть похоронен.
Тяжеловоз понял бесполезность поисков травы и, тряся длиной гривой, начал медленно хлебать воду из ведра. Спереди донёсся ритмичный, но приглушённый стук ног.
