– Вот и хорошо, – мягко сказала я, – ты никому не скажешь о том, что видела здесь.
Глава 8
Никогда мне в голову не приходил вопрос о том, плохо я поступаю или хорошо.
Я была девочкой, от рождения не имевшей ничего. Ничего, что должна была бы оберегать, и никого, кого должна была бы защищать.
Академия говорила, что я обязана ей всем. Да. Благодарность к Академии жила в моей душе.
Но весь остальной мир за пределами нашей башни был чужой, неизведанной землёй, которую мне только ещё следовало покорить.
Невольно порой в моей душе проскальзывала обида на учителей – как не поняли они, что я была именно той, кто мог бы осуществить все их планы при дворе? Почему не поддержали меня, а выжидали, оправдаю ли я себя?
Ни разу с того момента, когда я переступила порог Академии, наставники мне не помогли. И чем дальше, тем менее сильна была моя к ним любовь.
Что и говорить обо всех остальных?
К тому же кто из нас вообще знает, что такое добро, а что – зло, в нашем одном из затерянных среди других мыльных пузырьков миров?
Я не убила Бриану. Никогда потом я не причиняла ей боль – она и не вынуждала меня.
Бриана стала моей подругой. Самой доверенной, самой надёжной, от которой я могла не скрывать никаких тайн. Которая никогда бы мне не соврала. Кто из нас, женщин, не мечтает о такой?
Она стала моим зеркалом, но зеркалом, которое никогда не лжёт. И с того дня, когда она заключила со мной контракт, моя уверенность не только в ней, но и в себе, стремительно росла.
Первым делом, когда договор наш был заключён, я рассказала ей о своих видениях. Я хотела бы снова провести ритуал и показать ей ещё одно, которое и сама не сумела досмотреть, но сосредоточенность покинула меня.
– Что за девушка танцевала перед нашим господином? – спросила я. – В голубых шароварах, с накидкой расшитой хризопразами.
Бриана задумалась на несколько секунд.
– В последние дни для танцев наш господин приглашает к себе только двух. Оливию, которую привели в дом в прошлом году, и Миану, которая здесь с тех пор, как ему исполнилось шестнадцать лет.
– Мне нужно посмотреть на них, – сказала я.
– Тебе лучше не встречаться с ними лицом к лицу. Как и ни с кем другим, – торопливо пояснила Бриана.
Я хмыкнула и откинулась на подушки, расслабленно глядя снизу вверх на неё, сидевшую на коленях на ковре.
– Конечно, – признала я, – ничего интересного в разговорах с ними я, наверное, не найду. С ними поговоришь ты. А я понаблюдаю, как всё пройдёт.
Первой мы взяли на примету Оливию. Бриана была знакома с ней достаточно хорошо. Ей не составило труда вызвать другую наложницу на разговор. Я же, чтобы не рисковать, осталась у себя в покоях. Приказав Дейдре принести цукатов – мне до безумия понравился этот очаровательный деликатес, который здесь мог получить любой, даже зимой, а я не пробовала ни разу за прошедшие восемнадцать лет – освежила воду в своей магической чаше, насыпала в неё новую комбинацию трав и стала наблюдать.
Второй сеанс дался мне куда более легко, да и само заклинание было проще того, что я использовала в первый раз.
В воде отразились две девушки, сидевшие на траве под навесом, который удерживали несколько служанок. Они пили лёгкое пряное вино и смеялись.
Я сразу поняла, что Оливия не может быть той, кого я ищу. У неё была слишком тёмная кожа – а за те несколько мгновений, что наблюдала танец, отразившийся в чаше, я успела разглядеть белоснежные руки танцовщицы. Волосы у неё были чёрными, как и в моём видении, зато бёдра гораздо круче.
Я всё же не торопилась убирать отражение и некоторое время задумчиво наблюдала за их беседой. Мне было интересно, не скажет ли Бриана что-нибудь обо мне – я тогда ещё не была уверена до конца, что моё заклятие достаточно сильно.
Однако разговор шёл о другом.
– Наш господин Физэн вряд ли останется на Острове Лазурных Волн на зиму, – говорила Оливия.
– Да, – Бриана с улыбкой наблюдала за ней из-под приспущенных ресниц. – И, конечно же, в Кахиллу наш хозяин Т`Элинн, пусть славится имя его, возьмёт с собой не всех.
Вот так я узнала настоящее имя Ворона – Физэн Т`Элинн. Оливии в знак особой милости и того, что она вхожа в его спальню, разрешалось произносить имя. Все остальные имели право только на употребление фамилии своего хозяина.
– Я думаю, хорошо, если двух или трёх, – продолжала Оливия.
– Но тебе-то нечего опасаться, Оливия, ты нынче в большой милости у него.
Оливия нахмурилась.
– В доме Ворона в последнее время много новых… имён.
Я замерла, предчувствуя, что сейчас речь зайдёт обо мне, и отчасти оказалась права.
– Ты имеешь в виду Гвендолин? – спросила моя дорогая верная Бриана.
Оливия только махнула рукой.
– Не смейся надо мной. Понятия не имею, как она вообще попала сюда.
Я ожидала, что сейчас речь зайдёт о колдовстве – и снова не ошиблась.
Бриана открыла рот, чтобы что-то сказать… и тут же закашлялась. Как ни старалась она выдавить хоть слово, но справиться с заклятьем не могла.
Я улыбнулась, ощутив торжество. Оказалось, что ладить с людьми так легко. Они могут сколько угодно ненавидеть и бояться нас… Но сопротивляться не смогут никогда.
– За последнюю неделю господин ни разу не вызвал меня, – сказала с грустью Оливия.
– Тогда кто же танцует для него?
Наконец Бриана повела себя так, как и должна бы была.
– Не знаю… – растерянно произнесла Оливия, – это меня и беспокоит.
Они говорили ещё о чём-то, но больше ничего полезного никто из них так и не сказал.
Подобрать подход к Миане оказалось заметно тяжелей.
Эта черноволосая красавица была одной из самых первых наложниц господина нашего, Физэна Т`Элинна. Была она старше его на добрый десяток лет, но, судя по всему, оказалась первой, кто научил его утехам любви.
Миана в доме Ворона занимала особое положение – такое, какое могла бы занимать мать султана, живи мы несколько южней.
Если кому-то из наложниц требовалось что-либо попросить у неё – та отправлялась к ней.
Если кто-либо из наложниц попадал в немилость Мианы – в кратчайшие сроки та покидала дом.
К моему удивлению, желающих оказаться за стенами дома Ворона было крайне мало – если не сказать, не было вообще. Не так уж много я общалась с живущими здесь, но, чтобы понять причины, мне оказалось достаточно перекинуться с Дейдре парой слов.
– Там холодно зимой, – просто сказала она, – а когда долгие месяцы нет солнца – то нечего есть.
