Он повел плечами, вокруг вспыхнула темно-синяя аура. Я ощутил, как отпускает усталость, стало легче дышать, в ногах прибавилось бодрости. От старого мага расходилась видимая волна силы.
Эльдар пошел по кругу, прикасаясь к поверженным людям, и каждый, к кому он подходил, исцелялся. Он вправлял переломы, снимал ушибы, чинил магические повреждения. Люди вставали, смущенно благодарили лекаря и, потоптавшись, расходились прочь. В последнюю очередь старик подошел к Клаудии, но та со злостью отмахнулась от помощи. Эльдар пожал плечами, отворачиваясь.
— Магистр Анжелика Сенна! Магистр Эльдар! Прошу вас… — Ханс превратился в саму любезность, предлагая всем покинуть, наконец, ярмарку в Грюневальде.
Они с Эльдаром пошли вперед, Вольф с Анжелой и Григорием — следом. Ну а мы со Стрелком плелись в конце процессии.
— Кстати, Глеб, — прошептал Ян, похлопав меня по плечу, — Я тут случайно твое удостоверение нашел. На вот! Не теряй больше!
Я посмотрел на Ханса, на Стрелка, и как-то мне стало тоскливо. Опять их чертовы хитроумные планы! Опять какие-то интриги, заговоры. Нет, я все понимаю — Босс старается сделать, как лучше! Лучше в первую очередь для нас и для всей Пруссии, да. Но почему все вот так? Почему через вранье, через драки? Почему я сейчас себя ощущаю, будто на меня чан с помоями опрокинули? Вот же суки!
— Магистр Анжелика Сенна… Звучит! — почтительно заявил Вольф.
— Эй, Босс! Пойдем отмечать звание? — весело поинтересовалась Анжела.
— Извини, Принцесса, — строго ответил Ханс, — Как ты слышала, в Пруссии объявлено военное положение! И, как бы мне этого не хотелось, сделано это вовсе не для того, чтобы устроить тебе внеочередной экзамен!
— Что случилось-то?
— Эпидемия! Поэтому с нами магистр Эльдар. Через два часа мы вылетаем в Севеж экстренным рейсом.
От таких новостей я немного опешил. Собственные неприятности показались чепухой на фоне надвигающейся беды.
— Что за эпидемия? Неужели чума? — опустошенно спросил я.
— Хуже, Глеб, — повернувшись, ответил Григорий, — Бешенство. Темное Бешенство.
В его взгляде я увидел какую-то обреченность, растерянность и… страх?
Глава № 5
Любовь к жизни
Быть живым — мое ремесло,
Это дерзость, но это в крови!
Мертвый город встречает пустыми грязными улицами. Ветер несет по мостовым давно не убранный мусор и обрывки газет, закручивает небольшие пыльные столбики. Светит теплое осеннее солнце, но это совсем не радует на фоне атмосферы запустения и страха.
Идти нужно осторожно, не издавая громких звуков — шум нервирует зараженных. Лучше держаться ярко освещенных участков — солнечный свет инфицированным тоже неприятен. Мы продвигаемся вперед с максимально возможной в данных условиях скоростью — а это выходит гораздо медленнее, чем хотелось бы.
Впереди шагают Вольф и Григорий. Первый — как главная боевая мощь, второй — как специалист по алхимии. Оба сосредоточены и напряжены, внимательно осматривают дорогу и окружающие нас здания.
Дома, на первый взгляд, выглядят вполне нормально. Вот только стоит присмотреться — и начинаешь замечать что-то неладное. Где-то разбитое стекло в окне, где-то сорванная с петель дверь. Иногда встречаются следы бойни — кровь, растерзанные тела людей, брошенные вещи. Такие места стараемся обходить подальше, чтобы не провоцировать нападение.
В центре процессии иду я и Анжела. Я — потому что бесполезен в драке. А Принцессу все оберегают, к тому же магия у нас только в качестве крайнего средства, если станет совсем тяжело. Заклинания легко привлекут внимание всех зараженных в округе, а это абсолютно не то, к чему мы стремимся.
Идем по центральной улице города — широкой, светлой. Возле домов просторные тротуары, но мы шагаем по центру проезжей части. Так спокойней и безопасней.
Мехмобилей, на удивление, не много, и стоят, в основном, по краям дороги. Чаще всего — брошенные, с открытыми дверями или разбитыми стеклами. Только пару раз встретились заботливо припаркованные оставленные хозяевами аппараты.
Замыкают шествие Босс и Стрелок. В руках у Ханса подробный план города, он наш штурман. Стрелок, как всегда, вооружен двумя пулевиками, но сейчас нервно водит из стороны в сторону необычным оружием — тяжелым двухзарядным арбалетом. Оказывается, он и из такого умеет бить в цель. Пусть не так эффективно, как огнестрел, зато бесшумно, а в данных обстоятельствах это главное.
Вдоль проезжей части расположены разделительные полосы, засаженные травой и кустарником. Дорогу застилает слой давно не убранной опавшей листвы. Красно-желтые деревья и такой же ковер внизу создают сказочную картину — мы пробираемся по волшебному тоннелю, ведущему в неизвестность. Каждый порыв ветра срывает новую порцию листьев, они кружатся и неспешно падают на землю.
В других обстоятельствах я бы любовался листопадом, наслаждался зрелищем засыпающей природы. Сейчас неестественная тишина и сильнейшее напряжение, разлитое в воздухе, заставляет сжаться в комок и нервно закусить губу.
Стук полуоткрытой двери, колыхаемой ветром, каждый раз пробирает до дрожи. Обходим источник шума, делая большой полукруг, и оставляем его за спиной. Напряжение не отступает, появляется ощущение постоянной слежки — словно кто-то скрытно наблюдает за каждым шагом.
Иногда я готов поклясться, что вижу какое-то движение в окнах домов — но каждый раз настолько мимолетно и смутно, что не успеваю даже сфокусировать на нем взгляд, не то что показать своим спутникам.
Становится жарко. Несмотря на невысокий темп, тяжело дышу и потею. А еще хочется спать — за ночь успел подремать часа три, не больше. Впрочем, это касается и моих спутников, но они держатся бодро, только я почему-то клюю носом.
Всю ночь провели в самолете. Когда Ханс вывел с Грюневальдского поля, мы с Анжелой успели только-только заскочить по домам, чтобы переодеться и захватить вещи в дорогу. В воздушном порту команду дожидался специально выделенный самолет, ярко горели огни на взлетно-посадочной полосе, экипаж был готов к вылету.
Вообще-то полеты ночью считаются очень опасными. Пилотам приходится лететь, ориентируясь по приборам, а они этого очень не любят. Велик риск сбиться с маршрута, заблудиться и оказаться вынужденным сажать машину в поле. Велик риск потерять высоту и разбиться о что-то высокое — гору, к примеру. Велик риск залететь слишком высоко, попасть в облака, заморозить двигатели. Много всяких неприятностей может случиться, поэтому пассажирские рейсы летают днем.
Делают исключение только для военных, спасателей и экстренных случаев. В какую категорию попали мы — не знаю, может даже, во все три одновременно.
На этот раз, как мне показалось, экипаж волновался вовсе не за время вылета, а за пункт назначения. Похоже, какие-то слухи об эпидемии успели просочиться. Пилоты курили, стоя возле кабины, и нервно перешептывались, пока мы подходили к планеру. Босс быстро переговорил с летунами, скрепив разговор крепким рукопожатием. После вернулся к нам.
