Открыв дверь, захожу внутрь. Эту квартиру мы уже год снимаем на двоих с Энни. Сколько тут прожито счастливых и радостных вечеров за бокалом вина в окружении друзей!
Я слышу какие-то звуки из спальни и прохожу туда.
— Эй, Энн! Ты тут? — окликаю девушку, заглядывая внутрь.
Она там. Она испугано вскрикивает и слетает с кровати, пытаясь натянуть на голое тело непослушный халат. На постели остается наш общий друг Рейн. Вернее, для нее он теперь больше, чем друг, а для меня немного меньше.
— Глеб, это не то, что ты подумал… — бормочет Энни, жалобно глядя на меня.
А я ничего не подумал, просто все понял.
Какие, собственно, у меня могут быть претензии? Не такой уж большой срок — год. Год вместе — ничего не значит. А вот два месяца разлуки — да. Тем более, было объявлено, что я пропал без вести. Энни, наверное, считала меня погибшим, вот и нашла другой вариант. Да и я сам хорош — всего несколько часов назад трахался с незнакомой женщиной в туалете дирижабля, не говоря уже о встрече с суккубом!
Не обращая внимания на суетящуюся девушку, прошел в кладовку, взял свой старый кожаный плащ и шляпу. Жаль, походных вещей нет, но и эти сгодятся. Тут же прихватил наплечную сумку и вместе с ней прошелся по гостиной, собирая вещи, которые считал собственными. Книги, безделушки, документы. Залез рукой за стойку справа от камина и нашел небольшую заначку — пятнадцать марок. Немного, но на первое время лучше, чем ничего.
Все это время Энни ходила следом и что-то щебетала, но я не вслушивался. Из спальни вышел Рейн, успевший натянуть трусы, и попытался остановить меня, протянув руку. Его я тоже проигнорировал, оттолкнув с дороги плечом.
— Не уходи, Глеб! — запричитала Энни, кинувшись на шею, когда я подошел к выходу, — Не уходи! Я тебя люблю! Я тебя хочу!
Я взглянул на нее — в глазах безумие и похоть, прямо как у той дамочки в дирижабле. Я аккуратно расцепил ее руки и вышел вон, оставив девушку внутри.
Дождь и ветер приятно освежили. Под плащом и шляпой холод не чувствовался, было вполне комфортно. К моему удивлению, Энни выбежала на улицу и какое-то время бежала за мной в одном халате, что-то крича вслед. Я только ускорил шаги, не оборачиваясь.
«Пойду к родителям, — решил я, — Поживу немного у них, пока буду искать работу.»
Завернув к подземному переходу через автостраду, услышал звуки жесткого гитарного блюза. В переходе, под крышей, дождя не было, хотя шуршание воды создавало отличный фон для музыки. В середине подземки стоял мужчина с гитарой и выдавал ритмичный запил.
Тьма! Тьма над городом!
Тьма! Тьма над городом!
Слова разнеслись эхом по стенам перехода. Я подошел поближе и остановился послушать. Музыкант закончил проигрыш и, заиграв ритмичный рифф, запел.
Тьма сгустилась над городом!
Расползается плесенью!
Надоедливым шепотом
Все поет свои песни нам.
Ни единого лучика,
Ни улыбки на пол-лица!
Ничего не получится!
Ничего не исполнится!
Потом снова шел блюзовый бит и повторяющаяся рефреном строка: «Тьма! Тьма над городом!»
Песня мне понравилась — задела что-то в душе, пришлась как нельзя более к месту. А ведь не простой это музыкант, с образованием. И гитара у него не простая. Опять же, комбик, усилок. На энергоне работает, не иначе.
Я показал гитаристу палец вверх, кинул в чехол от гитары монету в марку и продолжил путь. Есть все-таки таланты у нас! Только вот почему они предпочитают зарабатывать в переходах, а не на официальной эстраде?
Через полчаса я уже стучался в дверь родительского дома. Виделись мы нечасто, но раз в несколько месяцев я обязательно заходил, так что мой визит их не должен удивить.
— О! Какие люди! — прогудел батя, открывая дверь, — Заходи давай!
— Глеб! Привет! — обрадовалась мама, увидев меня.
— Так, ты проходи, располагайся, а я за бутылочкой сбегаю! — уверенно заявил отец, натягивая боты.
— Как же я тебе рада! — обняла мама, — Проходи, раздевайся!
Она была такой радостной и возбужденной.
Черт! Возбужденной! Я содрогнулся, увидев в ее глазах странный огонь. Неужели и тут тоже!?
Удивленный вскрик отца остался далеко позади — я бежал по улице, что есть сил. Бежал долго, самозабвенно, сворачивал то в одну сторону, то в другую, пока, наконец, окончательно не выбился из сил.
Остановился, когда просто не мог больше вдохнуть. Прислонившись к столбу, старался отдышаться. Я оказался на одной из центральных улиц города — аллее Труда, которая упиралась одним концом в главную проходную Корабельной Мануфактуры Данцига.
Как раз в это время за стеной мануфактуры прогудел звонкий сигнал и через турникеты повалил поток работяг. Этот поток, словно река в устье, расслаивался на множество мелких. Кто-то спешил к поездам, кто-то на остановку даблдекеров. Гигантская толпа народа шла пешком вверх по улице и я, переведя дыхание, зашагал вместе с этой оравой.
Я смотрел на людей и чувствовал обреченность. Мы — не люди, мы всего лишь человеческий ресурс. Это словосочетание я прочитал в одной из инструкций, когда устраивался на работу, и оно запало в душу. Именно так, человеческий ресурс.
Определенно, мир катится в бездну. Чтобы понять это, достаточно посмотреть на безнадежно черное небо; на холодный дождь, мрачные лица людей, обшарпанные стены домов, покосившиеся дорожные знаки, помятые мехмобили; опадающие листья деревьев; разбитый в дребезги асфальт тротуаров с пробивающейся через трещины травой. Огромные лужи прямо на тротуаре, грязь, через которую прохожие вынуждены каждый день добираться на работу и обратно. Мусор, валяющийся на улицах, в парках и дворах. Собаки, срущие прямо на проезжей части, и их хозяева, считающие это нормой.
Из громкоговорителей местного дома культуры раздавался бравурный марш, вероятно, для повышения настроения человеческого ресурса. Веселый мотив звучал неприкрытой насмешкой над окружающей грязной и мрачной действительностью.
Посмотрел на окружающих меня людей — простые работяги, такие же, как и я. Куда они идут, о чем они мечтают? Есть ли в нашей жизни место мечте? Или все, на что мы способны, это работать с утра до ночи до глубокой старости, а потом надеяться, что государство позволит дожить остаток жизни достойно?
Нет! Нет у нас никакой мечты. А любого, кто осмелится мечтать, мы назовем идиотом.
Навстречу прошли две хихикающие девушки. Чему вы радуетесь? Тому, что есть немного времени до завтрашней рабочей смены? Выпитой бутылке пива? Возможности посплетничать и перемыть кости знакомым мальчикам? Черт возьми, насколько это все мелко, грязно, серо и безрадостно!
