Рино вновь наполняет бокал, и, держа его в одной руке, другой неспешно перебирает листы докладов.
— Ладно, Фрайберг — это так, пустяки. История для затравочки, — он переворачивает несколько страниц и пригубляет вино, — Мне просто хотелось попробовать понять твои мотивы, цели команды и ее лидера. Теперь я не уверен — кто, собственно, является лидером?
Канцлер листает дальше, бормоча себе под нос невнятные замечания.
— Так... тут все ясно... это не существенно... это подождет... — на очередном докладе он резко поднимает на меня свой жесткий взор, — Ну вот то, что вы учудили в Берлине! Это, извини конечно, за гранью добра и зла... Даже обсуждать не хочу!
Я отворачиваюсь, тоже не хочу вспоминать те события. Слишком все запутано, слишком много незначительных нюансов, которые никому не известны. Слишком ужасное решение пришлось принимать, такое, что лучше забыть, как страшный сон. Но избавиться от воспоминаний мне не суждено — каждый раз, глядя в зеркало, вижу седину, появившуюся после того раза.
— Давай обсудим события в Белостоке, конфликт с Ниппонией и, как итог — отделение от Республики пресловутого Карафуто, — Рино обрывает мои невеселые мысли.
Я устало вздыхаю, внутренний хронометр говорит мне, что сейчас время ужина. Но пока любопытство канцлера не удовлетворено, рассчитывать на еду мне не приходится.
— Канцлер, вы же читали мои рапорты, я писал их тогда штук десять, — добавляю в голос немного просительности, — Там очень подробно все изложено, не вижу смысла повторяться.
— Рапорты — это одно! История, эмоции, впечатления — совсем другое, — резонно замечает Рино, — Уж позволь мне судить, в чем есть смысл, а в чем нет.
Смотрю на него с негодованием.
— Дайте хоть горло промочить! Я тут уже почти три часа болтаю без передыха!
Канцлер удивленно смотрит на меня, на бутылку вина, потом опять на меня.
— Нет, — он говорит, как о чем-то само-собой разумеющемся.
Какое-то время мы играем в гляделки, потом я сдаюсь.
— Хорошо! Но после этой истории вы нальете мне чертового вина!
Не уверен, что он согласился на мои условия, не уверен даже, что Рино вообще принял их во внимание.
— Карафуто! — чеканит он, — Рассказывай, что там стряслось на самом деле!
— Что-что! Случилось то, чего никто не ожидал! — раздраженно злюсь, — То, во что никто не верил! Случился Кайдзю!
Глава №3. Кайдзю
Океанский бриз мне моет волосы.Ждёт в свои объятья синь далёкая.Терпкая Камчатка, до свидания...
Самолет приземлилися уже полчаса назад, но пассажиров не выпускали из салона, поскольку мехмобиль с трапом до сих пор не соизволил приехать. Я сидел рядом с Григорием, пытаясь разглядеть через его плечо, что же происходит снаружи.
Наконец, в поле моего зрения показался приближающийся трап. Он ехал не торопясь, с гордым чувством собственной значимости и незаменимости.
— Ох, я уже успел позабыть, как тут все неспешно, — пробурчал Григорий, — В Карафуто что угодно работает также, как этот чертов трап — хреново, медленно и не факт, что успешно.
— А ты здесь уже бывал? — заинтересовался я.
— И не раз. Карафуто — совсем другой мир, Глеб. Это не то, что материк, здесь все по-другому.
— Подожди... — я на секунду задумался, — Но ведь Карафуто тоже часть материка?
— Формально да. Только перешеек, соединяющий его с сушей — очень узкий и абсолютно непроходим. На Карафуто можно попасть либо по воздуху, либо по морю. Поэтому местные зовут его островом, а остальную часть Республики — материк.
— Занятно... И что же здесь не так, как на материке?
— Да как тебе сказать... Свой уклад жизни, особый, размеренный ритм. Свои повадки, привычки, — Химик задумался, — Не знаю, как объяснить! Ты и сам скоро увидишь. Поживешь — поймешь.
Трап подали к самолету, но присоединяли его крепления так же неспешно и чинно.
Внезапно, самолет слегка тряхнуло, несколько несильных толчков заставили меня изумленно оглядеться. У некоторых пассажиров попадали вещи, у кого-то расплескалась вода из незакрытой бутылки.
— Не переживай, обычное землетрясение, — пояснил Григорий, — Тут это в порядке вещей. Сейчас еще что, бывает и гораздо сильнее. Вообще, Карафуто считается самым сейсмоопасным регионом в Пруссии.
— А почему так?
— Так тут вулканы везде. Есть потухшие, есть активные. Большинство спящих, конечно. Ты и сам должен был видеть, когда мимо летели.
Я согласно кивнул. Вид на Карафуто с высоты запомнился мне своим великолепием. Бушующий океан, разбивающийся о скалы; могучие дикие горы с шапками ледников; просторные долины, заросшие лесами; чашки озер и источников, не замерзающие в самые лютые морозы. И все это — с минимальным присутствием человека.
— Что-то вулканов я не припоминаю, — заметил я.
Григорий глянул на меня с иронией.
— Тут что ни гора — то вулкан. Спят они, вот и не заметны. А ты что ожидал, увидеть дым и лаву? Не приведи Единый!
Я немного смутился.
— Ну должны же быть какие-то следы... Пепел...
— А вот пепла тут хватает! Весь Карафуто им покрыт, ровненьким слоем, вместо грунта.
Когда трап все таки пристыковали к самолету, и все пассажиры спустились вниз, меня поразили две вещи: относительно теплая атмосфера и полное отсутствие воздушного порта.
Не смотря на то, что вокруг было много снега и таять он вовсе не собирался, солнце прогревало воздух до вполне комфортной, пожалуй даже плюсовой температуры. По крайней мере захотелось сразу же снять шапку и расстегнуть теплую куртку.
Что касается здания воздушного порта — его попросту не существовало. Обернувшись, я увидел большое расчищенное поле, разделенное на несколько взлетно-посадочных полос, но вот никаких строений не наблюдалось в принципе.
Пассажиры стройной цепочкой потянулись к ограждению, обозначавшему границу воздушного порта. Переглянувшись, мы всей командой плавно влились в общий поток.
Люди по одному проходили через небольшую калитку, выходя, таким образом, за пределы порта. Мы тоже не стали исключением.
Кто-то сразу же спешил к остановке омнибуса, несколько человек направились к стоянке такси. Я не успел сделать ни шагу, потому что нас ждали.
Пожилой румяный мужичек в куртке нараспашку, с седыми волосами и доброй, чуть лукавой улыбкой на широком радушном лице. В руках он держал картонку, на которой криво, едва разборчиво накарябал: «Глеб Штельмахер».
Я подошел к нему и протянул руку.
— Здравствуйте, я Глеб!
Он пожал мою руку так заразительно улыбаясь, что улыбка невольно возникла и на моих губах.
