– Не замечала, должно быть, сказывается усталость в связи с последними событиями, – непринуждённо ответила Говард, отмахиваясь.
– Ты пахнешь иначе, – голос журналиста понизился почти до шёпота, сухого, рычащего. – Ты пахнешь другим мужчиной! Я заметил это сразу, когда обнял тебя в участке.
Амелия тяжело вздохнула и отвела взгляд. Фостер и так был разбит, вымотан. Не время, ох, не время он выбрал для сего разговора!
– Американец? – не дождавшись ответа, предположил журналист. – Можешь не отвечать. Я видел вас на свадьбе, как вы танцевали. Все видели! Только слепой не заметил бы ваших симпатий. Когда это началось? Ты ещё была в нашей постели или перепорхнула канарейкой от меня к нему? Почему? Потому что он богат? – вопросы острыми иглами сыпались на тротуар, звонко ударялись о земную твердь и отскакивали в разные стороны.
Амелия продолжала молчать, не потому что ей нечего было ответить или она испытывала стыд. Леди считала, что не обязана отчитываться даже перед Богом, что уж говорить о бывшем любовнике. И всё же, когда Фостер перешёл границу и схватил её за плечи, требуя ответов, Говард заговорила. От былого трепета и заботы в голосе не осталось и следа. Внутренние черти мисс Говард вновь взяли бразды правления, превратив её язык в жалящий хлыст.
– Убери от меня руки! – холодно приказала Амелия. – Ты мне не муж, не брат и даже более не любовник. Тебя не касается, с кем я сплю и когда. Я не давала клятв верности и уж тем паче любви. Я вышла замуж, прекратила наши встречи, прогнала тебя! Неужели нужны ещё какие-либо объяснения? Фостер, ты глуп! Только что в участке ты собирался засунуть собственную голову в петлю ради женщины, которая никогда тебя не любила!
– Но я любил её и люблю! Амелия, ты бессердечна! Тебе никогда не познать истиной любви, коль ты не в силах понять, почему я поступил так, а не иначе!
– Уверен? – ядовито усмехнулась Говард, впиваясь в него пристальным взглядом.
Фостер замер, лишь его глаза продолжали жить. Они скользили по любимым, но более не принадлежавшим ему чертам лица, пытаясь проникнуть в душу возлюбленной, разгадать её, понять…
– Ты думаешь, что любишь его… – опустив подбородок, потрясённо произнёс журналист.
Амелия надменно вскинула бровь, язвительно улыбнувшись одним уголком губ, тем самым подтверждая догадку джентльмена.
– О, поверь, любовь моя, это заблуждение! Но в каком-то смысле ты права, я глуп! Правда моя глупость заключалась не в чувствах к тебе, ведь над ними разум не властен, а в нелепых надеждах на то, что я смогу собрать осколки твоей души воедино, вырвать из твоего сердца скверну и наполнить его светом. Но ты предпочла остаться во тьме, мало того – приумножить её. Знаешь почему вы с Рэнделлом сразу же спелись? Потому что оба искалечены и отравлены ненавистью к жизни. Это не любовь!
– Я сделаю вид, что не слышала сего, Джозеф. Иди и отдохни, – сдержанно ответила Амелия, поражённая проницательностью стоящего напротив мужчины, пусть и была не согласна с тем, что её чувства к Томасу являли собой лишь притяжение по причине схожести.
– Ты ничего не знаешь о нём, Амелия… Ничего не знаешь!
– Я знаю достаточно, – решив прекратить этот разговор, леди поправила шляпку и, более не говоря ни слова, направилась в сторону парка.
– Как и я о тебе! – бросил ей вслед мужчина. – Вот почему я был готов взять вину на себя!
– Не желаю более слушать этот бред, Фостер! – Говард даже не обернулась, а вскоре её изящный силуэт затерялся в толпе.
* * *
В четыре часа после полудня леди нерешительно постучала в дверь дома Томаса Рэнделла.
Слова, сказанные на прощание Фостером, никак не отпускали. Что имел в виду журналист? Хотел побольнее задеть? Или в его речах таился скрытый смысл? Говард действительно почти ничего не знала о мужчине, которому с такой лёгкостью вверила своё сердце, и теперь сей факт не давал ей покоя.
Томас встретил возлюбленную лично. Распахнув дверь, мужчина просиял лучезарной улыбкой и, как только англичанка перешагнула порог, заключил её в крепкие объятья, оставив на устах страстный поцелуй.
– Я ждал тебя только к ужину, что-то случилось? – поинтересовался Рэнделл, ласково проводя по щеке девушки пальцами, глядя в её глаза проникновенно и влюблённо.
– Разговор не задался, – отрешённо ответила Амелия, осторожно высвобождаясь из рук мужчины. – Я устала, попроси подать чай, пожалуйста…
– Конечно, – ответил он, глядя на возлюбленную озадаченно.
Говард обошла Томаса. Выглядела она слишком отрешенно, что не могло не броситься в глаза. Медленно поднимаясь по лестнице, леди расстегнула глухой ворот платья, тягостно вздохнув. Отчего-то теперь каждый вздох давался ей с трудом.
Спустя полчаса пара сидела в гостиной. Ладони Говард обжигал горячий фарфор, но она намеренно сжимала его в руках сильнее, чтобы чувствовать эту щиплющую боль, словно она могла уничтожить ту, от которой стонало сердце.
– Амелия, что происходит? – сдержанно спросил американец, обернувшись.
До сего момента Томас смотрел в окно, надеясь, что дама сама объяснит причины её столь тягостного молчания, но она всё больше погружалась в собственные мысли, игнорируя любые попытки джентльмена завести непринуждённую беседу.
Леди с трудом отняла взгляд от пола и глянула на мужчину, в очередной раз поразившись его притягательности.
– Ты расскажешь мне, откуда на твоём теле шрамы? – тихо, на одном дыхании, произнесла Амелия.
Рэнделл неосознанно распрямил спину и опустил подбородок, глядя на возлюбленную из-под слегка изогнутых ресниц. Она глубоко вздохнула и отставила на столик чашку.
– Не пойми меня неправильно, – попыталась объясниться Амелия, – я просто хочу знать о тебе больше. Ты окончил престижный английский университет, хотя многие были убеждены, что ты впервые в нашей стране. У тебя успешный бизнес в Америке, партнёрство с мистером Линчем, одним из самых влиятельных джентльменов Лондона. Ты побывал во Франции, в Италии. Сколько тебе? Тридцать пять? Больше? Меньше? Почему ты не женат? Ты воевал? Отсюда отметины?
Голос Амелии неожиданно даже для неё самой начал дрожать. Каждый из озвученных доводов сеял ещё больше сомнений. И если какие-то из них вполне могли ужиться друг с другом в одной лодке, то некоторые совершенно бестактно разбивали идеальную на первый взгляд картину.
Джентльмен молчал слишком долго… Постепенно в его прозрачно-голубых глазах начали сгущаться штормовые краски. Амелия видела это, чувствовала его негодование, но не собиралась отступать.
– Том! – Говард сложила руки на коленях, выпрямившись, отчего её поза стала более напряжённой и официальной. – Дай мне хоть что-то?
– А моей любви тебе недостаточно? – непривычно резко отозвался американец.
– Достаточно, но…
– Но… – с нервной усмешкой перебил её Рэнделл, – тебе нужен контроль, чтобы манипулировать людьми. А когда ты лишена информации, ты чувствуешь себя уязвимо, так?
