Из сравнительно небольшого количества машин самых разных, в основном западных марок, в потоке выделялись легковые авто, на боку которых печатными буквами красовалась надпись «Particular», мол, «Частная собственность». Водитель, Володя, средних лет мужик, живший здесь с женой и пятилетним сыном уже не первый месяц или даже год, отвечая на вопрос Олега, пояснил: все это – автомобили, брошенные португальцами, бежавшими из Анголы в середине семидесятых, после Независимости:
– Продать их было некому, народ сюда из деревень попер, вокруг нищета. Белые, все, кто мог, уезжали: их тут новая власть, фапловцы и спецслужбисты – кого ограбит, кого раскулачит и из дома выгонит, кого посадит, а кого и подстрелит, как говорится, без суда и следствия. Так они и повалили к себе на историческую родину, где многие никогда и не жили: родились здесь, в Анголе. А машины просто на улицах бросали, иногда прямо с ключами. Вот «анголане» их тогда понахватали себе, кто сколько мог. Потом уже эти надписи навесили, «частная собственность», мол.
– И много португальцев отсюда тогда уехало? – поинтересовался Олег.
– Из Анголы точно не знаю, а вот из всех бывших португальских колоний в Африке – около полумиллиона: нам на политинформации в миссии рассказывали.
– И это, кажется, на всего-то девятимиллионную Португалию? Ничего себе. Несладко им досталось! – Олег задумался и продолжил с любопытством смотреть в окно микроавтобуса. Все еще редкие подобия жилья окружали самодельные, кое-как сколоченные заборы. За ними виднелись беспорядочно припаркованные, отчасти проржавевшие автомобили, по одному, по два, а то и по три в каждом дворе.
По мере продвижения в сторону центра города бедняцкие развалюхи сменялись все более добротными домами и виллами в колониальном стиле. В одном из зданий со стоявшим по обе стороны от центрального входа вооруженным патрулем, судя по табличке, располагалось Министерство обороны Народной Республики Ангола.
Комплекс преимущественно одноэтажных зданий советской военной миссии занимал относительно небольшую территорию, окруженную невысоким металлическим забором. С внутренней стороны ворот, в которые въехал микроавтобус, стоял вооруженный автоматом Калашникова военный в кубинской униформе, впустивший транспорт внутрь, узнав и поприветствовав водителя и бегло взглянув на сидевших в салоне. Примерно в двух сотнях метров от миссии одиноким вставным зубом торчал высоченный многоэтажный дом, точнее, бетонный каркас дома, строительство которого, судя по всему, было остановлено несколько лет назад:
– А это наш долгострой, – заметив удивленный взгляд Олега, прокомментировал Володя, паркуя микроавтобус в начале, судя по всему, центральной аллеи миссии, по правую сторону от которой выстроились домики ее обитателей. – С самой Независимости стоит нетронутый, с тех пор, как главный архитектор, а за ним и вся команда проектировщиков уехали.
К Олегу и приехавшим вместе с ним «вияковцам», выпускникам института военных переводчиков, подошел дежурный по миссии, как позже выяснилось, один из попавших в тот день на дежурство офицеров-переводчиков, Сергей Шелест, в зеленой майке и брюках цвета хаки, высоких шнурованных армейских ботинках и с соответствующей повязкой на рукаве. Он сверил фамилии прибывших с имевшимся у него списком и пригласил всех следовать за ним.
Размещение в уже попавшихся на глаза Олегу при въезде в миссию одноэтажных домиках прошло оперативно и довольно буднично. В одной комнате было расположено несколько кроватей с марлевыми накомарниками. Олегу досталась та, что была сбоку от работавшего на всю мощь кондиционера, к которому снизу была прикреплена небольшая фанерная доска. На ней лежали какие-то продукты, обдуваемые холодным воздухом, что позволяло предположить, что «кондей» здесь по совместительству служит и неким подобием дополнительного холодильника. Хотя небольшой холодильник в комнате тоже имелся. Сергей попросил ребят поторопиться с размещением, предупредив, что уже через пять минут ждет их у кабинета финансиста миссии, который расположен рядом с воротами и постом дежурного офицера с соответствующей надписью «Oficial Dia».
Финансистом советской военной миссии в НРА оказался неприятного вида краснощекий подполковник Протасов Михаил Викторович, с идеально круглой формы тугим, как барабан, животом и дымящейся в углу рта сигаретой. Сидя за столом, отчего живот его распирал рубашку еще сильнее, демонстрируя бледную волосатую плоть, он осмотрел прибывших ленивым взглядом и бросил на край зеленого сукна разлинованный лист бумаги с фамилиями.
– Вот, найдите себя и там, где галочка, распишитесь, – бросил он и, развернувшись на стуле, открыл находившийся сзади него сейф, откуда вынул небольшую пачку, судя по всему, местных денег.
Вияковцы стали по очереди послушно расписываться, не особо вникая в написанный над фамилиями текст, получая взамен по две денежные купюры с портретом президента Нето. Когда очередь дошла до Олега, он прежде прочел то, что было написано в верхней части страницы:
Я, ф.и.о. ___________обязуюсь ежемесячно, при получении моего жалования переводчика при Советской военной миссии в НРА приобретать на причитающиеся мне инвалютные рубли сумму в 150 единиц местной валюты из расчета 1:10.
Дата, подпись.
– Товарищ подполковник, разрешите уточнить, – спросил Олег. – Правильно ли я понимаю, что ежемесячно я буду вынужден расставаться примерно с полусотней рублей из моей зарплаты ради ста пятидесяти кванз, на которые, как мне объяснили, из-за здешней гиперинфляции я не смогу выпить и чашки кофе?
Подполковник слегка опешил. Дым его сигареты, как показалось Олегу, замер на долю секунды, но потом вновь устремился сизой струйкой вверх:
– Вообще-то кофе надо в столовой пить, из общего чайника, как положено. Это кто же тут у нас такой борзый? – с явным любопытством поинтересовался Протасов. – Как фамилия, я тебя спрашиваю?! – спросил он и слегка подналег на связки, сделав вопрос значительно более весомым, почти угрожающим.
– Лейтенант Хайдаров! – ответил Олег, глядя ему в глаза. – Извините, товарищ подполковник, но мне это не нужно: у меня молодая семья, скоро будет ребенок, я собираюсь копить деньги на квартиру, и у меня каждая копейка на счету.
– Ты что, лейтенант, едрена мать, не желаешь помогать страдающему ангольскому народу?!
– Никак нет, товарищ Протасов, желаю. Я именно для этого сюда и прикомандирован в качестве военного переводчика, – попустив брань мимо ушей, бойко и без запинки ответил Хайдаров, ни звуком не выдав, что взволнован или раздражен.
– Ах ты, гаденыш желторотый, я тебя научу Устав соблюдать, а ну подписывай давай живо!
Олег никогда не позволял, чтобы на него повышали голос, тем более – оскорбляли в лицо. Имея абсолютный музыкальный слух, он отличал малейший перекос в интонации собеседника и всегда сразу же отвечал настолько же резко, насколько себе позволял себе его визави. Понимая, что грубить старшему по званию и просто человеку старше его годами он не будет, Хайдаров, тем не менее, пошел на принцип:
