– Ну, за переводяг! – поднял он первый тост и приветливо подмигнул Олегу. – Не дрейфь, прорвемся, все будет пучком!
Поучаствовав в нескольких тостах за то, что «дембель неизбежен», «за родных и близких в Союзе» и «за здоровье вновь прибывших», Хайдаров, утомленный долгим и экстремальным полетом, быстро заснул на отведенной ему кровати, забыв, несмотря на предупреждения, укрыться накомарником.
Наутро он не мог узнать себя в зеркале: все лицо было покрыто мелкими точками от комариных укусов. Комары здесь были маленькие, не такие шумные, как на родине, но необычайно въедливые, в самом прямом смысле. «Бывалые» переводчики, увидев Олега, весело рассмеялись:
– Старик, ты еще должен радоваться, что малярийный сезон недавно прошел, а то лежать тебе с температурой за сорок в лазарете, и не одну неделю!
В то же утро Хайдаров узнал первую в свой приезд в Анголу трагическую новость: на юго-востоке страны пропал вертолет Ми-8 с советскими геодезистами, занимавшимися аэрофотосъемкой местности. Это было в тот день сообщением номер один, которое обсуждала вся военная миссия, что добавило Олегу ощущения абсурдности происходящего с ним, еще вчера бродившим по сверкающему залу московского международного аэропорта «Шереметьево».
К реальности его вернул вызов в кабинет старшего переводчика Бориса Коновалова. «Бобу» подчинялись все новоприбывшие и работающие «переводяги», как они сами себя уважительно величали, не без основания считая, что без них здесь мало бы что сдвинулось с места.
– Хайдаров, тебя решено отправить в отряд АН-12, – заявил встречавший его на входе в комнату Боб, пожимая руку Олегу. – Страну посмотришь, до миссии минут десять езды, будешь заезжать в гости, – приободрил старший и направил Олега к Сергею Шелесту, так сказать, «принять вахту» из его рук.
– Серега на АН-12 налетал почти полгода, порядка четырехсот часов. Он тебя научит премудростям ведения радиопереговоров и прочим хитростям. Я думаю, что не только тем, что применимы в воздухе, – туманно на что-то намекнул Боб. – Иди к нему в комнату, он сейчас как раз у себя, наверное, отдыхает после обеда под накомарником.
Шелест и правда спал, несмотря на дневное время, чему-то сладко улыбаясь во сне.
С тяжелым сердцем Олег разбудил товарища, чем несказанно огорчил его. Тот недовольно взглянул на лежащие на тумбочке часы «Сейко» с толстым противо-ударным стеклом:
– Ну, что за хрень? У меня еще полчаса законного послеобеденного отдыха!
– Брат, извини: старшой к тебе направил, сказал, что ты можешь поделиться со мной опытом. Меня отправляют на АН-12, на твое место.
– А, ну это же совсем другое дело! – Сергей попробовал изобразить бодрость, но тут же схватился за голову: – Слушай, но мы вчера чутка погуляли на твоей прописке! Чердак сегодня трещал до самого обеда. – Шелест достал из холодильника две пол-литровые банки финского пива, протянув одну Олегу. – Так, значит, говоришь, отпуск не за горами? Вот обучу тебя матчасти и…
– И?.. – переспросил Олег.
– И – в законный отпуск, дурачишко! Прости, если ненароком обидел. – Сергей снова полез в холодильник, достал оттуда уже не пиво, а початую 750-граммовую бутылку экспортной «Столичной» и консервную банку с говяжьим языком. Разлив водку по рюмкам, он произнес: «Дембель неизбежен!» и вылил в себя рюмку сорокоградусной.
Олег, на секунду задумавшись в связи с ранним для выпивки часом, тем не менее, последовал примеру товарища, не желая показаться тому неопытным салагой. Шелесту тем временем ранняя рюмка далась с трудом: судя по всему, она просилась наружу, поэтому он проверенным жестом задержал дыхание, позволил жидкости самой, под собственной тяжестью опуститься по пищеводу и, практически не открывая рта, буквально втянул ей вдогонку глоток пива. После этого он, наконец, облегченно выдохнул и как-то сразу заметно просветлел:
– Прижилась!..
Потом он уже уверенным жестом нацепил на вилку кусок языка и так же по-деловому поинтересовался:
– Так, о чем, бишь, мы?
– Да, я говорю, Боб просил с тобой потолковать, чтоб ты научил вести переговоры с авиадиспетчером.
– Ага, да, конечно! – Сергей взглядом показал на блокнот и ручку, которые покоились на прикроватной тумбочке: – Пиши, когда я тебе скажу, а для начала – пара вводных. Английский-то не забыл?
– Нет, вроде.
– Кто преподавал? Поляченко?
– Угу.
– Нормальная тетка, толковая. И с делегациями работает постоянно. То, что надо. Только ты произношение свое сразу засунь куда подальше и говори, как последний двоечник или как наши военсоветники. Здесь чем проще и кондовее скажешь, тем понятнее.
Так вот, старик, переговоры борта самолета с диспетчером аэропорта на контрольной вышке – что в Луанде, что на юге, что в Кабинде, на севере – ведутся, по международным стандартам, почти исключительно на английском языке. Это правило не соблюдается только, когда ты прилетаешь на юг, а там на вышке сидит какой-нибудь ангольский неграмотный лох, который и по-португальски-то с трудом говорит. Или, это случай особый, когда тебя будет сажать кубинец. На юге, в Лубанго, Менонге или в Мосáмедише взлетно-посадочную полосу и все, что рядом, по периметру часто охраняет батальон наших братьев-кубинцев: их люби, с ними всегда дружи – они за «совьетико» готовы и жизнь отдать. Он же, кубинец, знающий обстановку в городе и вокруг аэродрома лучше всех, и будет отдавать тебе команды по снижению, выходу на так называемый «третий разворот» и потом – на финишную прямую. И самое главное, он тебе сообщит скорость, направление ветра и атмосферное давление на земле, по которому твой командир корабля или второй пилот выставят руль высоты. Это чтобы вам четко на полосу сесть и, не дай бог, не вылететь за нее, как говорят летчики, «муравьев считать».
– Каких таких муравьев? – удивился Олег.
– А это когда с бетонки на грунтовку, в траву выскочишь (тьфу-тьфу!), там муравьев обычно видимо-невидимо. Но не советую. Теперь давай пиши. – Шелест налил еще рюмку, что-то прошептал про себя и, не предлагая Олегу выпить с ним, проглотил водку залпом. – Luanda, good day, this is Aeroflot One, Two, One, Zero, One, Luanda – Menongue, departure time nine-fifteen, ETA – eleven, flight level one hundred eighty, requesting clearance to start engines.
[21] Это, как ты понимаешь, ты приветствуешь диспетчера, докладываешь, кто ты такой и сообщаешь время вылета, место назначения, высоту полета и расчетное время прибытия. Он тебе тогда говорит: Aeroflot One, Two, One, Zero, One, cleared to start engines.
[22] Записал?
– Так, – продолжил Сергей. Речь его стала чуть замедленной, но не менее четкой. – Теперь твой экипаж – командир корабля, правый пилот, штурман, бортинженер, борттехник и даже сидящий на отшибе в хвосте стрелок-радист, который здесь называется ласково «наблюдатель» (цветы он там нюхает, бабочек ловит!)… теперь, стало быть, они начинают включать двигатели, проверять закрылки, все бортовые системы и так далее. Когда двигатели запущены, командир тебе и говорит: «Олег, дорогой… твою мать (был у меня один такой, Николаев, майор, добрый дядька, но это у него, как запятая, шага без мата ступить не мог), давай-ка запроси у них рулежку». Тогда ты, соответственно, просишь разрешения вырулить на полосу, на ВПП. Нажимаешь кнопку эфира и в свои ларинги
[23] говоришь диспетчеру: Luanda, ёлки,(только без «ёлок»!) Aeroflot One, Two, One, Zero, One requesting taxi clearance. – Олег продолжал послушно записывать. – Он тебе на это говорит, что, мол, Аэрофлот такой-то, разрешаю вырулить к полосе, например, двадцать четвертой. Ты отвечаешь: Roger, то есть «вас понял». Потом, когда вы уже вырулили на полосу, что теперь? – Сергей неожиданно решил проверить его сообразительность.
