– А вы начали служить еще во время колониальной войны? – все еще превозмогая некоторую скованность, поинтересовался Олег.
– Я – военнослужащий португальской колониальной армии с шестьдесят девятого года, причем доброволец. Не то, что большинство моих сверстников, бежавших в Испанию, во Францию, а кто, как это делали ваши сознательные собратья коммунисты, – в какую-нибудь Румынию, а оттуда к вам, в вашу Страну Советов.
– Я знаю двух португальских коммунистов, сестру и брата – во всяком случае, они так себя называют, – Олег попытался увести разговор в сторону более конструктивного диалога, – подпольщиков, бежавших от преследований сначала в Испанию, а потом – как раз в Румынию и оттуда уже в Москву. Они до сих пор работают радиодикторами на нашем Иновещании. Очень приятные люди, скажу я вам. А бежали они, будучи уже достаточно взрослыми, не от призыва на войну, конечно, а от тюрьмы. Но как, ведь они же не террористы! Зачем вам, вашему правительству, надо было запрещать компартию?
– Олег, вы, я уверен, в детстве любили книги о приключениях, про ковбоев и индейцев. Поэтому наверняка помните эту крылатую фразу: «Хороший индеец – мертвый индеец». В моем случае она верна на сто процентов, но только применимо к коммунистам: поверьте, ну не может это племя жить без того, чтобы не угнетать и довольно часто уничтожать себе подобных. Заметьте: не внешних врагов, не пришельцев, а именно соплеменников!
– И много португальские коммунисты уничтожили себе подобных или, тем более, представителей вашего до сих пор ровно так же процветающего дворянского сословия? – Олег почувствовал, как в нем просыпается полемический задор. Даже глухой бы его сейчас услышал. – Прежде чем вы, начиная с прихода к власти военных, позагоняли их в тюрьмы и лишили права участия в политической деятельности?
– Да, Олег, в двадцать шестом году в Португалии была запрещена коммунистическая партия и всякая близкая к ней идеология. И, если бы мы не сделали этого тогда, поверьте, через очень короткое время, какой-то десяток лет, у нас бы наступил ваш кровавый тридцать седьмой! Вы, кстати, никогда не анализировали, насколько параллельными оказываются исторические пути большинства стран, взять хотя бы Европу? Фашизм или авторитаризм, как хотите: Италия – двадцать третий, Португалия – двадцать шестой, Германия – тридцать третий. И это не говоря о вашей стране, где авторитарный режим стал формироваться фактически с конца двадцатых, а окончательно укрепился в те же тридцатые, с массовыми арестами и казнями несогласных…
– Все это сильно преувеличено: в СССР арестовывали и казнили только врагов партии и социализма!
– Только ли?! – Педру вновь перешел на ернический тон. – Тогда почему же ваш Хрущев затеял развенчание культа личности Сталина, и для чего в его докладе говорилось, что только в руководстве вашей правящей партии в те годы было уничтожено до семидесяти процентов человек? Ведь это все открытые данные, которые были доступны и у нас, на Западе?
– Педру, а вы, похоже, со всем этим знакомы не понаслышке? – чуть съязвил Олег.
– Признаюсь, некоторыми знаниями я все же обременен. Прежде чем попасть в колониальную армию, я успел получить университетское образование: мой покойный отец владел неплохим туристическим бизнесом и сдавал в аренду несколько отелей в районе лиссабонских курортных пригородов Кашкайш и Эшторил. А университет, как я уже теперь хорошо понимаю, в любой стране – это неизбежное увлечение левыми идеями. Я состоял в подпольной ячейке молодежного отделения португальской компартии. И если бы не ваше вторжение в Чехословакию в шестьдесят восьмом, если бы не ваши танки на улицах Праги, я бы сегодня был совсем в другом месте… – Он потянулся в карман за очередной сигаретой.
Олег вдруг вспомнил, как Саныч, доктор в его авиаотряде, в серьезном подпитии, рассказывал ему, как был тогда командирован в Прагу и как стрелял из «Макарова» в человека, бросившего в него булыжник, выковырянный из мостовой на Вацлавской площади: «Парень, тут или ты его, или он тебя. Третьего не дано. А вина, угрызения совести, осмысление – это все приходит потом. Когда по ночам кричишь и бродишь по дому как привидение…».
Наступила затяжная пауза, столь неожиданная для только что оживленного разговора. Янек и Христо воспользовались моментом, чтобы поменять застывшие в легком оцепенении позы.
– Война в колониях, а я до Анголы какое-то время прослужил и в Мозамбике, – дело, конечно, грязное, неблагодарное, но в какой-то степени и забавное, особенно, когда ты ничем не обременен, и тебе двадцать пять лет. – Взгляд португальца как будто даже несколько просветлел. – МПЛА, тогда еще не партия, а освободительное движение, поддерживалось из Конго. Кубинцы там крутились уже с середины шестидесятых, кстати, во главе с Че Геварой. – Услышав имя своего кумира, Олег моментально встрепенулся:
– Сам Че там был?!
– Да. Он руководил группой, которая обучала местные племена, жившие одновременно и на территории Конго, и на севере соседней Анголы, всяким премудростям ведения партизанской войны. И, надо сказать, неплохо обучал. В шестьдесят девятом наш отряд карателей как раз был брошен против них. Днем это была обычная деревня, хижины из соломы и всякого подручного дерьма, дети чумазые, жены варят какую-то еду. А как солнце зайдет, они, видите ли, уже «ночные жандармы». Взрывают блокпосты, минируют дороги, нападают на наши казармы. Ну мы им и давали жару, чтоб отбить желание партизанить. Шли цепью и пуляли короткими очередями во все, что движется и шевелится. Бросишь в их соломенную хибару пару гранат, отскочишь за угол и смотришь, как оттуда людишки вперемешку с кусами мяса вылетают. Весело!.. – Португалец неожиданно хлопнул себя ладонью по щеке и отлепил от нее увесистого, напившегося кровью комара. – Если бы не кубинцы и не ваше оружие, в семьдесят пятом Нето и его МПЛА ни за что бы не получили власть. Да, кроме этого, надо признать, что и наши военные «революционеры», скинувшие диктатуру, тоже к этому руку приложили.
– В намекаете на Движение вооруженных сил, на тех самых «апрельских капитанов»? Чем же вам не угодили эти бессребреники, эти романтики революции?
– А тем, что после того, как на волне госпереворота двадцать пятого апреля в Алворе
[25] было подписано соглашение о мирной передаче власти трем боровшимся за независимость движениям, о нейтралитете Португалии и о выводе колониальных войск, эти самые капитаны успешно закрывали глаза на то, что Нето в это время стремительно вооружался. Они явно симпатизировали ему потому что и сами, по сути, были леваками-марксистами. Тогда же и агенты ПИДЕ
[26] под носом у временной администрации заправляли поставками оружия для движения УНИТА. Кстати, УНИТА среди остальных движений национально-освободительных движений была в тот короткий период между апрелем семьдесят четвертого и началом, даже серединой семьдесят пятого, я бы сказал, самой незлобивой, вполне себе мирной организацией. В отличие от ФНЛА
[27] или все того же МПЛА: эти марксистские шакалы были самыми воинственными и на заседаниях тогдашней комиссии по обороне вели себя, прямо сказать, совсем не цивилизованно, могли угрожать своим политическим соперникам оружием. Люди Нето да и он сам не брезговали самыми подлыми провокациями. Например, уже после Алвора и за несколько месяцев до независимости они обвинили ФНЛА в том, что с севера Анголы или из соседнего Заира те привезли в Луанду каннибализм. У сторонников Холдена Роберто в столице были так называемые «Народные дома», их штабы, где те проводили собрания, встречи, агитацию и так далее. Ведь дело шло ко всеобщим и, главное, к равным парламентским выборам. Так люди Нето совершили налет на университетский госпиталь Амéрику Боавида в Луанде, откуда из их анатомического отделения выкрали человеческие внутренние органы в формалине – там их использовали, понятное дело, в учебных целях – и разбросали все это по «Народным домам» ФНЛА. Мол, они и до сих пор не прочь полакомиться человечинкой. А потом все это, вместе с фотографиями крупным планом, появилось в партийной газете МПЛА: вот, дескать, посмотрите на ваших будущих парламентариев. Они до сих пор от этих бредовых обвинений не могут отмыться. А уже столько лет прошло! – Педру, несмотря на недавний кашель, снова потянулся в карман за сигаретой. – Беспринципные, безыдейные мерзавцы! И существовали они всегда, повторю, за счет поставок оружия и техники из Москвы, через соседнее Конго, где еще в семьдесят четвертом для этого обосновались ваши, русские, и кубинцы. Югославы тоже к этому приложили руку.
