– О, так ведь я тоже переводчик! – парировал Гриша. – Я могу поехать с вами. Отель «Панорама», говорите? Я там знаю кое-кого, помогу чем смогу. – Гриша сел в автобус вместе с музыкантами, на одно сиденье с Лизой. Пока они ехали, та вкратце шепотом рассказала ему, каким образом здесь очутилась.
В отеле «Панорама», некогда современном и импозантном, а за годы независимости и гражданской войны превратившемся в большую развалюху, но с таким же прекрасным видом на океан, Гриша, как мог, разрешил проблему с заселением. Помогая заполнить анкету яркой, в теле вокалистке, певице-народнице Вале Кружилиной (завистники ее таланта и сценического обаяния за глаза называли ее «Кружилиха»), Гриша обратил на женщину заинтересованное мужское внимание. Валентина тоже пару раз не без интереса взглянула на Григория. На ней был модный оранжевый льняной комбинезон, русые волосы сплетены в толстую, до поясницы косу. С виду она была старше Григория, лет, наверное, на пять, но в свои примерно тридцать лет была чрезвычайно притягательна. Гриша, будучи человеком свободным, сразу положил на нее глаз.
Размещение группы из примерно трех десятков человек, как ни крути, заняло достаточно времени, поскольку где-то в номере не было розеток (а как же тогда подключить кипятильник или электроплитку, без которых ни один советский человек не покидал пределы родины?), где-то на полу из-за протечки водопровода красовалась лужа воды, кое-где сотрудники отеля уже успели выкрутить лампочки «для дома, для семьи». Все это время, без малого пару часов, разделив обязанности с Лизой по размещению группы и взяв на себя языковую часть – выяснение отношений с администрацией – Гриша провел у стойки «ресепшн», отстаивая законные права своих земляков.
Переругиваясь больше для проформы, чтоб не забывали о своих обязанностях, с сотрудниками отеля, Гриша параллельно успел поближе познакомиться с Валей, узнав, что та родилась в казахстанском Павлодаре, закончила консерваторию как певица-народница и работает с Госконцертом и ансамблем народной песни и пляски Александра Бабули уже пару лет. К ансамблю, составлявшему костяк коллектива советских артистов, специально к этой поездке были приставлены надерганные из самых разных сфер профессиональные творческие единицы: от гимнастов-эквилибристов до яркого, восточного вида фокусника азиатской внешности Сергея Ивановича, который уже не терял времени зря перед концертом и дефилировал по холлу отеля, разминая голос, вероятно, таким образом, настраивая себя на предстоящее выступление.
Гриша договорился с Валей, что после размещения покажет ей город, на что та охотно согласилась, поскольку единственной перспективой для нее перед завтрашним концертом было лежать с книжкой в номере и ждать, пока ее, наконец, сморит сон. Лизе Григорий объяснил, что с Олегом из-за позднего времени можно будет связаться только завтра, что он и обещает сделать. «Положись на меня, я сам все устрою», – сказал он ей на прощание.
Вечерняя Луанда
В Анголе, даже в столице, просто так посидеть в баре в те годы было невозможно. Как и в СССР, ночные питейные точки располагались здесь в крупных международных отелях. В бар пускали только «гостей» – тех, кто в них проживал. Однако для Гриши, который уже давно освоился в Луанде и, как говорили местные, sabia o esquema – «знал схему» – данное обстоятельство не являлось проблемой. По дороге в «Панораму» Григорий заехал в «Куку», на площадь Кинашиш и попросил портье высотки связать его с номером проживавшего здесь приятеля-кубинца. Спустившись буквально через минуту, Мигель (так звали товарища Гриши) тут же все устроил и заверил его, что зарезервированный столик на имя «амиго Грегóрио» будет его ожидать весь вечер, когда бы он ни соизволил появиться. И вообще, пусть компаньеро знает, что двери его номера в этом отеле всегда открыты для него и его друзей, «в меру и в любом количестве», – произнес Мигель любимую тогда русскоговорящими кубинцами фразу писателя Михаила Жванецкого.
Спустя полчаса после того, как весь коллектив был размещен в отеле, Гриша подкатил за Валей на служебном авто, произведя на уроженку казахского заштатного городка неизгладимое впечатление. Они посидели в баре на седьмом этаже, воспользовавшись зарезервированным Мигелем столиком и правом на обслуживание, а потом отправились в город, по одному из главных проспектов, в сторону так называемого Острова.
Остров Луанда – растянувшийся полумесяцем и уходивший в открытый океан участок земли – изначально действительно существовал отдельно от материковой части столицы. Однако довольно скоро португальцы, приплывшие к этим берегам в XVI веке, соединили его с городом непротяженной насыпью, по которой сейчас легко можно доехать до самой крайней точки этой теперь уже песчаной косы или полуострова на автомобиле.
Дорога лежала вдоль подножья холма, над которым возвышалась величественная средневековая крепость Сан-Мигел. Коса была обрамлена водой с обеих сторон, ее окружали замечательные песчаные пляжи, а через залив была хорошо видна бывшая деловая часть города и знаменитая набережная, которую называли визитной карточкой города. Считалось, что с некоторыми городами мира, в том числе с Луандой, нужно знакомиться именно с моря. Те, кто приплывал в город на корабле, характеризуют вид на набережную как изумительный и неописуемый. Посреди грандиозных колониальных построек, самое запоминающееся из которых, несомненно, здание нынешнего Народного банка Анголы, по всей длине проспекта в два ряда росли пальмы, бросавшие плотную, освежающую тень на длинный, тянувшийся змейкой тротуар «калсада», особый вид португальской мостовой, выложенной мелкой, преимущественно белой и темной брусчаткой. Раньше проспект носил имя основателя города: таким образом городская колониальная администрация пыталась увековечить его память в названии одной из самых знаковых столичных улиц. Однако имя так и не прижилось, и жители еще с колониальных времен продолжают называть ее просто «Набережная».
При португальцах это было самое оживленное место города, с многочисленными ресторанчиками и кафе, гуляющими парами, семьями, компаниями молодежи. Сейчас оживленность и прежний ажиотаж отдыхающей публики остались, но, конечно, никакой уличной торговли уже не было, разве что здесь все еще, как в прежние времена, можно было встретить мальчишек, разложивших на тонких старых покрывалах какие-нибудь поделки из дерева или камня. В начале набережной, в ее южной части возвышалось похожее на гигантскую свечку здание бывшего Коммерческого банка, Banco Comercial de Angola, что всегда подтверждали и соответствующие инициалы на его крыше. После независимости среднее слово в названии банка как обозначающее слишком буржуазное и потому чуждое явление решили заменить на более пролетарское и народное – Popular. Однако задача эта в условиях, когда все белые архитекторы и строители покинули страну, для новых властей оказалась непосильной. Латинская буква «P», которой доверили представлять на крыше высотки это самое сакральное слово, будто взбунтовалась: то ли в результате ошибки при установке, то ли, как водится, из-за нехватки пресловутых «кирпича и раствора», она еще долгие месяцы оставалась перекошенной, грозя свалиться с заоблачной верхотуры на ожидавший этого каждую божью секунду город. Спрашивается, чем не символ наступившего нового времени?..
