Как и сказал боцман, этот колдун был представительный старик с длинной седой бородой, спускавшейся на загорелую грудь, с резкими чертами лица и колючими черными глазами, сухо блестевшими из-под седых бровей.
На лбу, а также на руках, на груди и животе у него были заметны особые полоски: знак последователей Шивы. Его сухое тело прикрывала лишь набедренная повязка.
— Что ты хочешь? — спросил Сандокан по-английски.
— Принести в жертву козу в честь Кали-Гхат, ведь сегодня кончается ее праздник, — ответил колдун на том же языке.
— Но мы не индийцы.
Старик чуть прикрыл глаза и сделал удивленный жест.
— Кто же вы тогда?
— Это неважно, старик.
— Но вы приехали издалека?
— Пожалуй.
— Тогда я принесу жертву за ваше благополучное возвращение домой. Ни один экипаж, даже иностранный, не отказывает в этом манти. Никто не хочет его проклятия. Спроси у полицейского, который со мной.
— Ну хорошо, приступай, — махнул рукой Сандокан.
Старик взял из лодки маленькую черную козочку, достал из сумки кувшин с маслом и два кусочка дерева: один плоский с отверстием посередине, другой в виде палочки, слегка заостренной.
— Это священное дерево, — сказал он Янесу и Сандокану, которые наблюдали за его действиями.
Он вставил заостренную палочку в отверстие плоской деревяшки и при помощи кожаного ремня начал быстро ее вращать.
— Похоже, он добывает огонь, — сказал Сандокан.
— Священный огонь для жертвоприношения, — улыбаясь, ответил Янес. — Какие забавные суеверия у этих индийцев.
Через полминуты из дырки вырвалось пламя, и обе деревяшки загорелись, быстро запылав. Манти торжественно отвесил четыре поклона: сначала на восток, потом на запад, затем на юг и, наконец, на север — и заговорил нараспев молитвенным тоном:
— О светочи Индии, Соурга и Агни! Вы, что освещаете землю и небо, примите кровь жертвы, которую я предлагаю Кали-Гхат, вместо крови людей, которые здесь рядом со мной…
Он сложил два священных полена, дав им догореть и обуглиться, потом бросил их на медную плиту и полил маслом из кувшина. Оживив этим пламя, старый колдун взял козочку, вынул нож и ловким ударом обезглавил ее, направив кровь на священные поленья.
Когда вся кровь вытекла, и огонь погас, он провел пальцем по оставшейся золе и поставил им какой-то знак у себя на лбу и на подбородке. Затем, приблизившись к Сандокану и Янесу, поставил такие же знаки и у них на лбу.
— Теперь вы можете отправляться в путь безбоязненно, ибо дух Агни и сила Кали-Гхат с вами, — сказал он при этом.
— Ты кончил? — спросил Сандокан, протягивая ему несколько рупий.
— Да, господин, — ответил старик, вперяя в Тигра Малайзии пристальный взгляд. — Когда же вы отплываете?
— Ты уже второй раз задаешь мне вопрос, — сказал Сандокан. — Почему тебя это интересует?
— Этот вопрос я задаю всем после жертвоприношения, но ты можешь не отвечать на него. Прощай, господин, и пусть Шива и Агни, а также Кали-Гхат помогут тебе.
Он взял обезглавленную козу и спустился в лодку, где полицейский в ожидании его покуривал на кормовом сиденье сигарету. Лодка отошла от трапа, но, вместо того чтобы спускаться по реке к другим парусникам, развернулась и пошла вверх по течению, огибая корму «Марианны». Седобородый манти, сам севший на веслах, так и впился взглядом в корму, на которой золотом было выведено название судна. Но, заметив, что оставшиеся провожают его взглядом, быстро отвернулся и старательно принялся грести.
Сандокан и Янес взглянули друг на друга.
— Что ты думаешь об этом старике? — спросил Сандокан.
— Думаю, что этот забавный обряд был только предлогом, чтобы подняться на борт, — ответил португалец, слегка встревоженный.
— У меня такое же чувство.
— Неужели нас провели, как мальчишек?
— Но откуда им было знать, кто мы такие и зачем явились сюда? Они что, в самом деле колдуны и якшаются с нечистой силой?
— Не знаю, не знаю, — сказал Янес задумчиво. — Подождем Каммамури.
— Ты, кажется, встревожился, Янес.
— И есть отчего. Если туги уже знают о наших намерениях, нам придется нелегко.
— Но, может, нам просто почудилось это? — сказал Сандокан. — Может, и вправду этот нищий старик всего лишь хотел заработать несколько рупий своими заклинаниями?
— Но эти вопросы, заданные настойчивым тоном, этот взгляд, которым он точно хотел проткнуть наши борта.
— Неужели и полицейский с ним заодно?
— Довольно странно, что полицейский сопровождал этого нищего старика. Что, полицейскому больше делать нечего?
Сандокан прошелся молча по палубе. Потом покачал головой и уверенно сказал:
— Наверняка это туги. И один из них представился полицейским, чтобы лучше провести нас.
Португалец посмотрел на Сандокана серьезно.
— Ты так думаешь?
— Ставлю сто против одного, что и ты склоняешься к этому.
— Да, дружище. Скорее всего, нас опять провели. Индийский Тигр пока что хитрее Тигра Малайзии.
— Ты прав, — усмехнулся Сандокан. — Это хитрость цивилизованная, а наша дикарская, простая. Но ничего, мы возьмем реванш. Да и сейчас этот мошенник манти ничего не узнал от нас.
Он шагнул к борту и, приложив ладонь козырьком к глазам, стал наблюдать за шлюпкой, которая скользила среди стоящих на якоре кораблей.
— Шлюпка с головой слона, — сказал он. — Та самая, что вчера привезла Каммамури. Пора бы ему уже объявиться.
Они поднялись на капитанский мостик и действительно увидели эту шлюпку, которая, ловко маневрируя среди стоявших на якоре и двигавшихся по реке судов, приближалась к «Марианне». В ней было четыре гребца и рулевой — судя по костюму, мусульманин.
Вскоре шлюпка подошла к борту «Марианны» и остановилась у трапа. Рулевой в мусульманском костюме, отдав какие-то приказания гребцам, быстро поднялся на борт и склонился перед Янесом и Сандоканом в характерном поклоне.
— Не узнаете? — спросил он с улыбкой. — Тогда не узнают и туги.
— Прекрасно, милейший Каммамури! — воскликнул Янес. — Если бы не твой голос, я бы сейчас приказал своим матросам швырнуть тебя назад в шлюпку.
— Чудесное превращение, — подтвердил Сандокан. — Ты просто преобразился, дружище!
Верный слуга Тремаль-Найка действительно был неузнаваем — настоящий мусульманин, ни дать ни взять. Его костюм походил на турецкий или татарский, и в дополнение ко всему он приклеил себе великолепную черную бороду, придававшую ему весьма внушительный вид.
