Я фыркнул.
– По себе судишь?
– Конечно. Я пробыл во Тьме гораздо дольше тебя. Поэтому мне есть, с чем сравнивать.
Я потер красные от недосыпа глаза и решил не отвечать. Мэл, как и всегда, был прав, но мысль о присутствии в доме посторонних все еще доставляла мне неудобство.
– Скорее, ты по-прежнему опасаешься впускать кого-то в свою жизнь, – с новой полуулыбкой поправил брат. – Но это пройдет… и страх, и боль, и все то плохое, о чем мы так не любим вспоминать.
– Мэл… – невольно дернулся я.
Ох, и не к добру эти разговоры о воспоминаниях!
– Нет, – зевнул бывший Палач, – я в порядке. Но знаешь, кое-что полезное во всем происходящем все-таки есть.
– Что же в нем, по-твоему, хорошего?
– Ты говорил, что эта магия забирает самые яркие и сильные воспоминания. Но ее плюс в том, что она не делает различий между плохими и хорошими событиями. Поэтому, если ты помнил много плохого, то магия забирает это из твоей памяти, а взаимен оставляет только хорошее. Даже если его было совсем немного.
Я насторожился еще больше.
– Ты что-то почувствовал? Может, забыл?!
– Забыл, – легко согласился Мэл. – Мне больше не тяжело вспоминать о прошлой жизни. Но сейчас боль ушла, брат. И теперь я помню свою семью такой, какой она была до того, как все это с нами случилось. Мою жену звали Найна, – добавил он, как-то по-особенному наклонив голову. – Я вспомнил ее имя сегодня. А сына мы назвали Ольтен. В честь моего деда, который так много для нас сделал. Раньше я не мог о них думать. Не мог вспомнить ничего, кроме дня, когда их не стало. А теперь могу. И для меня это радость, Арт. Понимаешь?
Я вскинул голову и встретил безмятежный взгляд брата, в котором действительно больше не было боли. Взгляд не Палача, не монстра, которого лишь чудом удалось вытащить из пелены безумия. Встретил и не смог отвести глаз – Мэл выглядел спокойным и умиротворенным. Просто оттого, что давняя боль ушла, и он мог раз за разом воскрешать в памяти лишь те моменты, о которых хотел бы помнить.
Не знаю, хотел бы я сам, чтобы из моей памяти исчезло то, о чем я старался не думать. Сейчас – пожалуй, что нет. Но, вероятно, лишь потому, что мне, в отличие от Мэла, было кому мстить. И в конечном итоге я это все-таки сделал.
– Хозяин? – неслышно появился в комнате Нортидж. – Ваши гости размещены. Ваш ученик благополучно спит. А ужин, если пожелаете, будет готов через четверть свечи.
Я прислушался к себе.
– Пожалуй, желаю. И гости, наверное, тоже голодны.
– Не извольте беспокоиться, хозяин. Сейчас все будет. Кстати… – едва испарившийся призрак снова возник у меня перед носом. – Кажется, мастер Хокк желает с вами увидеться. Она направляется сюда. Мне ее пригласить? Или сказать, что вы заняты?
Я покосился на Мэла, и брат понятливо ушел на темную сторону, не забыв при этом набросить невидимость. Нортидж, удовлетворенно кивнув, все-таки исчез, а еще через несколько мгновений в дверь деликатно постучали.
– Рэйш, ты там? Можно с тобой поговорить? – раздался снаружи приглушенный голос магички. А следом донесся и учтивый голос дворецкого:
– Проходите, миледи. Хозяин готов вас принять.
* * *
Пожалуй, это был первый раз за все время пребывания Хокк в этом доме, когда она изъявила желание подняться в кабинет, чтобы пообщаться. Да, мы регулярно занимались во дворе. Благодаря невероятному упорству, Лора благополучно перешагнула через порог неверия и научилась весьма сносно пользоваться Тьмой, создавать из нее знаки, плести правильные заклинания… одним словом, уверенно превращалась в настоящего мага Смерти. За одним-единственным исключением – прямые тропы у нее даже после моих объяснений упорно не открывались.
При этом раньше мы обсуждали ее промахи во время занятий. Ни до, ни после Лора не стремилась к этому возвращаться, словно установила для себя что-то вроде табу. А тут ей захотелось поговорить? После того, как она фактически пригласила в мой дом людей, которых я не звал?
Я воззрился на вошедшую в кабинет магичку со вполне обоснованным подозрением.
Ну? И что же тебе понадобилось мне сказать?
– Извини, Рэйш, – к моему удивлению, выдохнула Лора, опустившись на то самое кресло, рядом с которым затаился невидимый Палач. – Честное слово, мне жаль. Когда я говорила про твой особняк, то не подумала, что это будет выглядеть так… некрасиво. Тем более не знала, что ребята решат напроситься в гости. Это моя вина. Прости.
Я вопросительно приподнял брови.
– Это все, что ты хотела мне сообщить?
– Да… то есть нет, – неожиданно замялась магичка. – Знаешь, у меня в последнее время были некоторые трудности с самоконтролем. Наверное, ты заметил…
Угу. Большие у тебя трудности были с контролем. Даже очень.
– Так вот. Рэйш, не подумай плохого. Но, кажется, я нашла причину этой неустойчивости. И поэтому должна задать тебе один вопрос. Ты ответишь?
– Не гарантирую. Но постараюсь, если это не связано с разглашением государственных тайн.
– Да нет тут никакой тайны, – с досадой прикусила губу Хокк, изумив меня еще больше. – Я просто должна знать… всего один вопрос, Рэйш! И я уйду.
– Хорошо, спрашивай.
Лора на мгновение замерла. Затем подумала. И, наконец, собравшись с силами, выпалила:
– Рэйш, скажи: по какой причине ты пригласил меня пожить в своем доме?
Я от такого вопроса чуть не поперхнулся.
– Прости, что?
– Зачем ты настоял, чтобы я жила именно здесь? – тревожно уставилась на меня напарница.
– Разве это не очевидно?
– Заниматься магией можно где угодно и когда угодно. Хоть на столичном полигоне. Хоть за пределами города. Любой овраг и любое бесхозное поле в нашем полном распоряжении. Но вот уже полгода я живу здесь. С тобой, – Хокк вскинула голову и уставилась на меня, как на врага. – Зачем, Рэйш?
Я кашлянул.
– А ты не помнишь?
Лора болезненно дернулась, как-то вся съежилась, и вот тогда до меня начало доходить.
– Хокк, ты серьезно? – тихо спросил я, пристально изучая вцепившуюся в подлокотники магичку. – Что сохранилось в твоей памяти по поводу твоего дара и моего предложения? Что ты помнишь?
Лора затравленно метнулась взглядом по сторонам.
– Помню, как мы устраивали облаву на двойного убийцу. Помню, как мы стояли с Триш и Тори в оцеплении.
– Адрес?
– Не… не уверена, – прошептала Хокк, снова подняв на меня полные ужаса глаза. – После того, как Корн отдал приказ, я почти ничего не помню. Ту ночь. Одни обрывки. Говорят, меня ранили…
Я покачал головой.