Хокк…
Вернее, уже не Хокк, а временное вместилище для могущественной темной богини.
Следом за ней неумолимо изменились фигуры Триш, Йена, Тори. Вот и над Мэлом угрожающе нависла огромная тень с зажатым в руке мечом. Явившийся на призыв Рейс был, как ожидалось, в бешенстве. Но брат все правильно рассчитал и по-своему все же отомстил свирепому богу – вынудил его принять то самое уродливое тело, которое так взбесило повелителя войн в первый раз.
Последним изменилась фигурка стоящего неподалеку Роберта. Мальчик внезапно стал выше ростом, его плечи расправились, распрямились. Упавшая ему под ноги тень оказалась чернее ночи и, как водится, была готова поглотить все вокруг. Но голос, который раздался у меня за плечами, был ласков и нежен, как прежде.
– Ты уверен, что выбрал правильно, Артур? – вкрадчиво прошептала Тьма, когда на лбу Роберта расцвел перечеркнутый крест-накрест круг.
Я кинул быстрый взгляд на свое собственное отражение.
– Да, прекраснейшая. Мальчик для тебя важнее. Поэтому прости меня за дерзость, но… Фол, к тебе взываю!
Нависшая надо мной тяжелая тень одобрительно заворчала и рухнула вниз всей своей немаленькой массой. После чего в моей голове помутилось, и все, что я о себе помню, это два бешено горящих в отражении глаза, из которых во все стороны брызнула на редкость густая, первобытная, свирепая и всецело покорная мне Тьма.
Глава 20
Согласиться стать вместилищем для темного бога – все равно что подписать себе смертный приговор. Боги грузны, неповоротливы и слишком сильны для хрупкого человеческого тела. Всего одно неловкое движение, и во все стороны полетят кровавые ошметки.
Я, если честно, вообще не рассчитывал на возвращение, поэтому изрядно озадачился, в какой-то момент осознав себя не только живым, но и более-менее целым. Мне даже память не стерли, как ни странно. Я помнил все, что было до момента слияния с Фолом. И только потом – провал, будто кто-то выключил свет.
Собственно, пока меня не было, на темной стороне ничего существенного не произошло. Ну, если не считать того, что все статуи на заснеженном поле обратились в пыль, на месте уродливых деревьев красовались глубокие ямы с оплавленными краями, пугающие шары над нашими головами исчезли, а все до единого «кустики» превратились в бесформенную пузырящуюся массу, от которой к тому же жутко воняло.
Ах да, мои руки теперь покрывал знакомый серебристый доспех, так что, похоже, с пробуждением Фола Ал тоже очнулся и, вполне вероятно, вернул себе прежнюю силу. Вот только что я делал возле самых Врат, было не очень понятно. Другие боги почему-то не захотели лезть в самое пекло. А вот меня… то есть себя, конечно… Фол не пожалел, и я очнулся в тот самый момент, когда он, окутанный зеркальной броней, стоял у подножия Врат и задумчиво рассматривал слегка подкопченную, дымящуюся, но ничуть не пострадавшую громаду.
Ощущения при этом были на редкость странными. Я вроде и сознавал себя, но тело мне больше не подчинялось. Смотреть я тоже мог, но лишь до тех пор, пока владыка ночи это позволял. Слух у меня почему-то не работал. А может, на темной стороне просто не производили шума. Боги, как выяснилось, общались исключительно мыслеобразами, поэтому я совершенно точно знал, что они пытались уничтожить Врата. Примерно представлял, сколько на это угрохали и своих, и наших резервов. Смутно чувствовал глухое раздражение соседа по телу и отчего-то подумал, что я не сам по себе вдруг очнулся, а был разбужен лишь потому, что великому темному богу внезапно потребовалась помощь.
– Магия эту штуку не берет, – на пробу пробормотал я, сидя в самом дальнем и темном углу своего собственного разума.
Мне показалось, что пространство вокруг глухо заворчало, но никаких репрессий за своеволие не последовало: Фол все еще думал. И, похоже, понятия не имел, каким образом можно воздействовать на разрушающую наш мир дыру.
Абсолютная, если не сказать унизительная, беспомощность бога слегка выбила меня из колеи, но внезапно пришедший на ум образ, который стал для меня сродни оплеухе, наглядно напомнил, что для богов… так же, как и для нас… это была совершенно непонятная напасть. К тому же ее непосредственной причиной стал человек, темный маг, поэтому неудивительно, что Фол был, мягко говоря, не в духе.
Когда он повернул голову, позволив мне рассмотреть поле повнимательнее, я успел заметить, что остальные боги тоже приобрели зеркальные доспехи. Видимо, с разрешения Фола. Однако, в отличие от владыки ночи, все они по-прежнему оставались на своих местах, даже не порываясь сойти с постаментов.
– «Связь с миром», – словно в ответ на вопрос, мелькнула в моей голове недовольная мысль.
А затем еще одна:
– «Пытаемся сохранить».
Я не понял, к чему именно относится последняя фраза – к моим друзьям или же к собственно миру, но постарался думать потише, чтобы не отвлекать владыку ночи от размышлений.
Фол же тем временем откровенно колебался. Насколько я понял, Тьмой он уже пытался закрыть разлом и, судя по отголоскам его воспоминаний, неудачно. Потом он попробовал объединить силы с другими богами, и это тоже ни к чему не привело. Рейс даже рискнул воздействовать на разлом и то, что оттуда лезло, физически. Так что сейчас его выщербленный, утративший прежний лоск меч медленно тонул в разверзшемся наверху зеве.
И вот, когда боги все испробовали и многократно потерпели неудачу, Фол надумал обратиться к своему нерадивому творению. Ну знаете, по принципу: спроси дурака – вдруг чего умного скажет?
– «Мне нужна твоя память! – довольно хлестко ударила меня чужая мысль. – Мы успели забыть слишком многое!»
От громогласного рева у меня мгновенно потемнело в глазах, и я едва не отправился туда, откуда только что вылез. Но Фол успокоился так же быстро, как и рассвирепел. Видимо, сообразив, что в мертвом виде от меня еще меньше пользы, чем в живом.
– Прости, – пробормотал я, не испытывая особого восторга от мысли, что кто-то… пусть даже владыка ночи… собирается копаться в моей памяти. Сам же Фол не церемонился и в считанные мгновения вывернул всю мою подноготную наизнанку. Я себя враз почувствовал нежной устрицей, которую грубо вскрывают и вилкой выковыривают из раковины нутро. Причем устрица до последнего была вынуждена оставаться в сознании, хотя была бы не прочь позорно грохнуться в обморок, лишь бы не испытывать больше такого кошмара.
К тому же осторожности Фола явно не учили, и его вмешательство оказалось не только грубым, но и крайне болезненным. Так что, когда он закончил, не материться у меня уже не получалось, а уж о том, чтобы делать это как-то помягче, я и вовсе не думал.
Рухнув в свой угол грязной, тухлой и гнусно использованной половой тряпкой, я был так зол, что без стеснения помянул весь наш светло-темный пантеон во главе с его основателем. Смачно. Грубо. Злым сорванным голосом высказав все, что я думаю об их методах добиваться добровольного сотрудничества. Тварь! Я же по своей воле его призвал! Нельзя было как-то поаккуратнее?!Хотя бы вид сделать, что стараешься?!
