– Все-все…
– На пол, – голос на секунду показался Валерию знакомым, и он попытался оглянуться, однако получил удар по ребрам. – Я же сказал – на пол, и аккуратно!
Выбора не оставалось, пришлось лечь прямо на деревянный пол. Перед глазами появились огромные берцы, их владелец раскачивался с пятки на носок и молчал.
Валерий чувствовал себя дураком – здоровый мужик распластался на досках и ждет непонятно чего. А самое обидное, что Дарина где-то здесь, всего в двух шагах, но он теперь ничем не сможет ей помочь, самому бы в живых остаться.
Его, как щенка, сгребли за шиворот куртки и поволокли по полу, затолкали в одну из дверей, захлопнули ее и замкнули на ключ.
– Остыл? – насмешливо спросил человек, возвышаясь над ним. – Ну, поговорим, что ли? Ты садись, не бойся. Если что, голову тебе прострелить я успею.
Валерий медленно перевернулся, сел и обомлел. На него в упор смотрел человек, которого он ни за что ни с кем не спутал бы.
– Игорь?! – еле вывернул Валерий, не совсем веря глазам. – Ты… откуда… как?!
– Я же тебя не спрашиваю, как ты здесь. Это, кстати, моя территория, братик, и я тебя сюда не приглашал.
– Погоди… как это – твоя территория?
– Многовато вопросов, братик. И не те, что задают родному брату после стольких лет разлуки, так сказать. Больше ничего спросить не хочешь, кроме того, как я здесь оказался?
Игорь потянул ногой табуретку, сел, чуть наклонившись вперед, покрутил в руках пистолет, но так и не убрал его.
Валерий был настолько обескуражен и даже слегка деморализован этой встречей, что никак не мог подобрать слов.
Брат, родной брат… вот как пришлось встретиться…
– Значит, не хочешь ничего спросить… – ухмыльнулся Игорь, и его красивое лицо скривилось, став на мгновение неприятным и отталкивающим. – Ну, все верно…
– Погоди… просто… неожиданно… столько лет… не думал, что вот так увидимся… – пробормотал Зотов.
– А что, братик, думал – буковку в фамилии сменил, забрался куда Макар телят не гонял, и все – ты кум королю и сват министру? – осклабился Игорь. – Думал – порвал с прошлым, отрекся от семьи, брата родного из жизни вычеркнул? А ты хоть раз поинтересовался, гнида манерная, как я вообще выжил там, с этими уродами, которых почему-то называли нашими родителями, а?
– Тебе никто не мешал сделать так, как я. – Валерий прислонился к стене и нервно хрустнул пальцами. – Ты всего на четыре года моложе, а ведешь себя так, словно я тебя грудным младенцем там оставил. Да и что я тебе должен? Я сам добивался, сам рвал жилы, сам, сам – понимаешь?! Я жить хотел, жить – а не выживать! И я все сделал, чтобы так и произошло! И буковку… да, буковку сменил, паспорт поменял, имею право! Да, не Зобов я теперь, а Зотов – что это меняет?
– Все, братик. Это меняет все. Я теперь не считаю себя чем-то тебе обязанным просто по причине того, что ты брат мне. И делать ты будешь ровно то, что я скажу, иначе баба твоя сестру не увидит никогда. А ты, раз уж так любишь ее, не дашь ей совершить ужасную ошибку, потому что комбинат она потеряет в любом случае – а так хоть сестра жива останется. Раз уж муж на тот свет отошел после стольких мучений, – добавил он, осклабившись.
Игорь встал, отбросил табуретку, прошелся по комнате, разминая ноги.
Валерий смотрел ему в спину почти с ненавистью и сам страшился того чувства, что поднималось у него откуда-то изнутри. Брат, родной брат, Игорешка… красивый, как херувимчик с пасхальной открытки, смотревший на мир широко распахнутыми голубыми, как два маленьких неба, глазами…
Разве мог он вырасти вот в этого поджарого монстра с хищным оскалом, который с легкостью распоряжается чужими жизнями так, словно имеет на это право?
Но Валерий совершенно не чувствовал вины в том, что брат стал тем, кем стал, – что он мог, сам в то время почти еще подросток? Взять несовершеннолетнего Игоря с собой? Их поймали бы на первой же станции, и тогда – прощай, Москва, прощайте, мечты, он уже тогда это понимал.
Он сам убежал из дома в единственных потрепанных джинсах, уложив в старенькую спортивную сумку пару застиранных рубашек, белье и старую кулинарную книгу, о том, как жил до того момента, как получил место в общежитии, даже вспоминать не хотел – ночевки на вокзале, на скамейке в сквере, в каких-то подъездах и на чердаках. Устроился дворником по чужим документам, отдавал за это половину зарплаты, ночами разгружал вагоны с бригадой шабашников…
Куда ему в той жизни был еще и брат, которого постоянно приходилось бы опекать? Нет, Валерий не считал себя виноватым.
– Не хочешь узнать, как я жил все эти годы? – вдруг спросил Игорь, резко повернувшись в его сторону, словно подслушал. – Знаю, что не хочешь. Но я расскажу, время до утра есть. В армию я ушел, когда призвали – не было выхода, думал – отслужу, что-то изменится. Первый год, как в аду, – лупили все и всем, что под руку попадалось. Думал – не выдержу, автомат украду и порешу всех на фиг. Но в тюрягу тоже не хотелось, терпел. Через год уже сам молотил «духов», удар ставил. Был у нас грузин один, Гоги, вот он меня разным приемам научил. Дослужил, остался на сверхсрочную – взяли в спецподразделение, побывал в одной «горячей» точке, понял – нет, не хочу, не мое. Дембельнулся – куда идти? Домой? Меня там так и ждали… да и не хотел я домой, от воспоминаний только бухать тянуло… Ну, остался я там, где служил, и устроился на женскую зону в охрану. Работка, сам понимаешь, такая… – Игорь ухмыльнулся, – специфическая. Но платили стабильно, место в общежитии дали – что еще холостому надо? Отучился потом в училище, получил старшего лейтенанта – стало полегче, все-таки офицер.
Он замолчал, глядя куда-то в стену над головой Валерия.
Зотов тоже молчал, укладывая в голове полученную информацию. Он был почти уверен, что брат пошел по родительским стопам и давно спился, потерял человеческий облик. И Валерию сейчас даже не было стыдно, что столько лет он не интересовался ни судьбой родителей, ни судьбой младшего брата. Он вырывался из той жизни всеми силами, безжалостно обрубая все концы, все ниточки, связывавшие его и с родным городом, и с людьми, которые считались его родственниками. Он не хотел помнить – чтобы вдруг однажды не стать таким же, как они. И вот Игорь, оказывается, тоже смог выбраться, но совсем иным путем.
– Скажи, ты никогда не хотел увидеть, во что превратились эти два урода? – вдруг спросил Игорь, переведя взгляд со стены на Валерия. – Да ладно, не отвечай, вижу ведь, что не хотел. А я вот однажды поехал. Так я тебе скажу – был даже рад, когда узнал, что они пьяные в пепел сгорели вместе с хатой. Не было в моей жизни дня счастливее этого, понял?! Ты только прикинь – от них вообще ничего не осталось! – возбужденно говорил он, глядя на Валерия, и Зотову стало страшно. – Это же такое счастье – знать, что от этих мразей не осталось вообще ничего…
У Валерия внутри нехорошо заныло. От голубоглазого херувима Игорешки тоже ничего не осталось, судя по его словам и той радости, с которой он говорит о смерти родителей. И тот человек, что сейчас стоит перед ним, Валерию совершенно незнаком, более того – внушает страх.
