4 февраля 1904 г. в центре Московского Кремля на Арсенальной площади в карету московского генерал-губернатора великого князя Сергея Александровича бросили бомбу. Сергей был буквально разорван в клочья. По сему поводу в свете шутили, что великий князь впервые в жизни пораскинул мозгами. Исполнитель Иван Каляев, сын полицейского офицера, был членом Боевой организации эсеров и выполнял приказ ее главы Евно Азефа.
В 1906 г. Азеф организовал два покушения на нового московского губернатора адмирала Ф.В. Дубасова. Однако оба покушения не удались, и не в последнюю очередь из-за информации от той же Зинаиды Жученко. Так уж получилось, что оба знаменитых сексота не знали друг друга и работали вразнобой.
Как видим, из агента-осведомителя охранка превратила Азефа в активного пропагандиста террора и лидера террористической организации. Если говорить прямо, то полиция сама организовала террор. Руководимая Азефом Боевая организация партии социал-революционеров якобы по соображениям конспирации фактически была выведена из-под контроля ЦК партии эсеров и представляла независимую жестко централизованную тайную группу. ЦК партии эсеров, как, впрочем, и сама партия, стал фактически службой тыла Боевой организации. Они доставляли деньги, оружие и фанатично преданных делу революции резервистов. В самой же Боевой организации признавалась власть только одного человека – ее руководителя Евно Фишелевича Азефа. Он, и только он, отдавал приказы об очередных терактах.
Азеф пользовался неограниченным авторитетом в ЦК партии эсеров, все сомневающиеся немедленно объявлялись провокаторами.
Борьбу же с Азефом начали наиболее дальновидные чины полиции, у которых чувство омерзения смешивалось с тревогой за дальнейшую судьбу государства.
В 1906 г. М.Е. Бакай, чиновник для особых поручений при Министерстве внутренних дел, вступил в контакт с В.Л. Бурцевым – историком революционного движения.
Бакай знал о существовании крупного агента Раскина в Боевой организации эсеров. Он подозревал Азефа, но неопровержимых доказательств у него не было.
В 1908 г. подробные сведения об Азефе Бурцеву сообщает А.А. Лопухин, бывший директор Департамента полиции. Еще в мае 1902 г. при вступлении в должность директора департамента Лопухин получил записку заведующего заграничной агентурой Рачковского с просьбой выдать ему 500 рублей для передачи через своего секретного агента Боевой организации эсеров на изготовление бомб. Представим себе, насколько дико было читать подобное отпрыску старинного боярского рода, состоявшего в родстве с царями, выпускнику юридического факультета Московского университета. Но Лопухин стерпел. Другой вопрос, что он робко пытался протестовать, направив в Комитет министров служебную записку, в которой доказывал, что «борьба с крамолой одними полицейскими методами была бессмысленной».
В конце концов и Лопухину пришлось пострадать от Азефа. Террорист Каляев прямо в Кремле кинул бомбу в карету великого князя Сергея Александровича. В таких ситуациях власти всегда ищут «стрелочника». Таким «стрелочником» и оказался либерал Лопухин. Его назначили губернатором Эстляндии, что было значительным понижением по службе. В октябре 1905 г. в Ревеле начались погромы. Лопухин приказал выпустить арестованных политических заключенных и согласился на создание народной милиции из рабочих. Порядок в городе был восстановлен. Но взбешенный Столыпин нажаловался царю, и по высочайшему повелению Лопухин был уволен с государственной службы «без пенсии».
27 июня 1906 г., находясь на отдыхе в Германии, Лопухин пишет открытое письмо Столыпину, где требует отказа Министерства внутренних дел от применения провокаций. Лопухин пока по-прежнему молчит об Азефе, но в качестве одного из примеров провокаторской деятельности охранки говорит о наличии в здании Петербургского губернского жандармского управления тайной типографии со специальным заказанным за рубежом оборудованием. Типография печатает листовки от имени революционеров и анонимные листовки с призывами к еврейским погромам.
Замечу от себя, что подпольные жандармские типографии были не исключением, а скорее нормой в охранке. Жандармский генерал А.В. Герасимов, руководивший охранкой с 1906 по 1908 год, писал в своих воспоминаниях: «В начале 1903 г. мне пришлось побывать в Петербурге… В этот мой приезд в очередной беседе, в которой участвовали Зубатов и Медников, последний мне сказал:
– Вы ничего не делаете там. Ни одной тайной типографии не открыли. Возьмите пример с соседней, Екатеринославской губернии: там ротмистр Кременецкий каждый год 3–4 типографии арестовывает.
Меня это заявление прямо взорвало. Для нас не было секретом, что Кременецкий сам через своих агентов устраивал эти нелегальные типографии, давая для них шрифт, деньги и прочее.
И я ответил:
– Я не арестовываю типографии потому, что у нас в Харькове их нет. А самому их ставить, как делает Кременецкий, и получать награды потом – я не намерен…»
Но Санкт-Петербург – не Екатеринославская губерния. И 8 июня 1906 г. на заседании Первой Государственной думы министру внутренних дел Столыпину все-таки пришлось отвечать на депутатский запрос о печатании «воззваний с призывами к погромам» в тайной типографии в Департаменте полиции. Объяснения министра были путанны и неубедительны. После Столыпина выступил князь С.Д. Урусов, бывший тверской губернатор и бывший товарищ министра внутренних дел: «Когда собирается где-нибудь кучка незрелых юношей, которая провозглашает анархические принципы, вы на эту безумствующую молодежь сыплете громы, ополчаетесь пулеметами. А я думаю, что та анархия, которая бродит в юных умах и гнездится в подполье, в потаенных углах и закоулках, во сто крат менее вредна, чем ваша сановная анархия».
Князь Урусов довольно точно сформулировал состояние власти в России – «сановная анархия». Жаль только, что он не уточнил, благодаря кому возникла сановная анархия. Можно ли представить сановную анархию при Николае I или Александре III?
Столыпин промолчал и ничего не ответил Урусову, если не считать того, что в декабре 1906 г. князя Урусова вместе с большинством депутатов упекли за решетку.
Но вернемся к Азефу. Разоблачения Бурцева и показания Лопухина и Бакая заставили эсеров назначить суд над Азефом. Однако большинство руководства партии верило Азефу, причем в основном те, что хотел верить, и нельзя было не верить, иначе как объяснить, что агент Раскин 16 лет водил их за нос. Азеф заявил коллегам, что едет по революционным делам в Мюнхен и Берлин, а сам из Франции поехал в Санкт-Петербург и 11 ноября 1908 г. явился лично к Лопухину. Лопухин не пустил сексота дальше передней и сухо заявил, что ничем не может ему помочь. От Лопухина Азеф кинулся к генералу Герасимову. Генерал немедленно отправился к Лопухину и пригрозил «внесудебной расправой». Лопухин закончил беседу фразой: «Если меня спросят [об Азефе], я скажу правду. Я не привык лгать».
Немедленно испуганный Лопухин пишет письма председателю Совета министров П.А. Столыпину, товарищу министра внутренних дел А.А. Макарову и директору Департамента полиции М.И. Трусевичу и две их копии передает знакомым, чтобы в случае его неожиданной смерти их переслали в прокуратуру. Лопухин описал появление у него Азефа и Герасимова, их просьбы не открывать эсерам роли Азефа и угрозы в его адрес в случае невыполнения этого требования. Он просил адресатов данной им властью оградить его от подобных свиданий с сотрудниками охранки.
