Насколько Николай II интересовался деятельностью Особого отдела, видно из того, что он однажды собственноручно отобрал три золотых и серебряных с бриллиантами и гербами портсигара в качестве царских подарков и передал их секретному чиновнику для раздачи сослуживцам как поощрение за полезную деятельность.
За время существования «черных кабинетов» в России была создана целая технология перлюстрации писем. Так, наши перлюстраторы практиковали три способа производства поддельных печатей. В старину печать отливалась из свинца по форме, снятой гипсом с негатива печати, сделанного из воска. Этот способ был сложен из-за четырехкратного переснимания оттиска (негатива – воском, позитива – гипсом, вновь негатива – свинцом и, наконец, снова позитива уже на самом письме – сургучом), да к тому же давал недостаточно резкие отпечатки.
В середине XIX века один из чиновников Министерства иностранных дел изобрел способ производства поддельных печатей из серебряного порошка с амальгамой. Этот способ подделки печатей был прост и быстр, а печати получались резкие. Но имелся один очень существенный недостаток – такие печати были очень хрупкими и ломались от малейшего неосторожного прикосновения.
И вот в начале XX века другой секретный чиновник МИДа России изобрел остроумнейший способ производства идеальных печатей из твердого металла. Резкость получаемого оттиска была безукоризненна, сама печать – долговечна, а время, необходимое для ее изготовления, исчислялось минутами. Талантливый чиновник, изобретший этот способ производства печатей, а кроме того, аппарат для вскрытия писем паром, по докладу министра Столыпина царю был награжден орденом Св. Владимира 4-й степени «за полезные и применимые на деле открытия».
Поначалу копия с перлюстрированных писем снималась вручную, но позже стали использовать фотографию. Фотографии снимались при освещении лентой магния, выделявшего при горении массу дыма, а так как окна должны были быть закрыты ставнями, чтобы не обращать внимания на себя даже служащих почтамта, то атмосфера в конце каждой такой операции в фотографической комнате становилась невыносимой. Поставить же мощные электрические лампы у чиновников ума не хватало.
А.М. Унковский в своих «Записках» приводил рассказ губернатора Батурина о его службе в Третьем отделении вместе с чиновником Поповым. Самим Николаем I им якобы было поручено «найти средство заклеивать конверты так, чтобы не было узнано, что они были распечатаны. (…) Попов додумался, стал пробовать уриной распечатывать и пошел в гору».
Салтыков-Щедрин тоже проехался по технологии перлюстрации. Так, его персонаж князь де ля Клюква сообщал: «Прежде, когда письма запечатывались простым сургучом, конверты не заклеивались по швам, это [то есть вскрытие. – А.Ш.] было, конечно, легко. Достаточно было тоненькой деревянной спички, чтоб навертеть на нее письмо и вынуть его из конверта». А агент французской полиции Шенапан разъяснял, как незаметно открыть клееные конверты: «Берем письмо, приближаем его к кипящей воде и держим над паром конверт тою его стороною, на которой имеются заклеенные швы, до тех пор, пока клей не распустится».
К 1880 г. в империи имелось 7 перлюстрационных пунктов: в Петербурге, Москве, Киеве, Харькове, Одессе, Тифлисе, Варшаве. Позже такие пункты открылись и в других городах империи – в Вильно, Риге, Томске, Нижнем Новгороде, Казани. Но действовали они очень короткое время.
«С перерывом (1905–1909 гг.) работал перлюстрационный пункт в Тифлисе, который был разгромлен в 1905 г., во время революционных событий.
Перлюстрационные пункты создавались на почтамтах при отделах цензуры иностранных газет и журналов и вошли в историю под названием “черных кабинетов”. Общее руководство всей перлюстрационной работой и России осуществлялось через старшего цензора Петербургского почтамта, который именовался исправляющим должность помощника начальника Главного управления почт и телеграфов. Отделы цензуры на местах непосредственно подчинялись ему. Старший цензор, в свою очередь, был в подчинении министра внутренних дел, от которого получал распоряжения и санкции на проведение работ по перлюстрации. Через старшего цензора шла оплата работы перлюстрационных пунктов»
[103].
Любопытно, что переписка перлюстрационных пунктов со старшим цензором тщательно конспирировалась. Более 30 лет должность старшего цензора занимал действительный тайный советник Фомин. После ухода в отставку в 1914 г. его заменил тайный советник Мардарьев. В переписке с департаментом они пользовались псевдонимом, и направляемые им письма шли ни имя «Его превосходительства С.В. Соколова», что означало, что переписка предназначается для отдела цензуры.
Подбор сотрудников перлюстрационных пунктов вели весьма строго. Туда охотно брали хорошо зарекомендовавших себя людей, служивших ранее в МИДе, банках, различных департаментах и присутствиях. Многие имели высшее образование. Разумеется, все давали подписку о неразглашении.
Перлюстрационные пункты помимо своей основной функции занимались еще и цензурой.
Большинство наших читателей убеждено, что царская цензура не пропускала исключительно революционные произведения, да еще разве что богохульные и порнографические. Увы, спектр деятельности цензуры был неограничен. Так, например, в Россию не пропускали часы с изображением высочайших особ. Причем если портреты были на циферблате, часы беспрепятственно пропускались, а вот ежели на внешней крышке или, не дай бог, на цепочке в виде жетона, часы немедленно конфисковались.
Запрещались и музыкальные произведения. Так, в мае 1896 г. цензура запретила созданный во Франции по поводу заключения военного союза с Россией «Франко-Русский марш». Дело в том, что там присутствовали мелодии «Марсельезы» и «Боже, царя храни». В ряде случаев цензура отправляла музыкальные сочинения на заключение в «Придворный музыкантский хор».
Летом 1877 г. было запрещено к печати стихотворение Н.А. Щулепникова «Заря Сусанина» на том основании, что хотя оно «не заключает в себе ничего противоцензурного, но, по неудовлетворительности изложения, не соответствует важности предмета».
Осенью 1885 г. были запрещены календари с изображением Александра III и его жены Марии Федоровны. Цензоров возмутило то, что подпись «Цена 5 коп.» была слишком близко к лицам августейшей четы. Пять копеек за царя – «за державу обидно»!
Головной болью для жандармов стало употребление прилагательного «царский» в названиях продуктов питания и мануфактурных изделиях. Так, производство дрожжей «Царских» разрешалось разными производителями в 1891 и 1892 гг., а в 1894 и 1895 гг. запрещалось. Пиво «Царское» запрещалось дважды – в 1894 и 1895 гг., чай «Императорский» запрещался в 1895 г. дважды.
В конце концов в 1896 г. вообще запретили использование прилагательного «царский».
Запреты коснулись и других прилагательных, которые, по мнению жандармов, могли быть связаны с царем. Так, петербургскому купцу А.В. Кузнецову в феврале 1896 г. запретили пускать в продажу новую марку шампанского – «Коронационное», а кондитеру А.В. Сегессеру запретили выпуск нового сорта конфет с названием «Коронационные».
