Книга «Янычары» Ивана Грозного. Стрелецкое войско во 2-й половине XVI – начале XVII в., страница 27. Автор книги Виталий Пенской

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга ««Янычары» Ивана Грозного. Стрелецкое войско во 2-й половине XVI – начале XVII в.»

Cтраница 27

Приводимая в пересказе в Русском хронографе выдержка из царского приговора об учреждении стрелецкого войска весьма удачно попадает в обозначенный нами промежуток времени между февралем 1550 г. и маем 1551 г., что делает ее еще более убедительной в качестве единственно приемлемой датировки этого важного для истории русского военного дела XVI в. события.

Итак, можно полагать совершенно точно установленным, что «приговор» об учреждении стрелецкого войска состоялся в 7058 г. от сотворения мира. Можно ли уточнить эту довольно расплывчатую дату (все-таки в году 12 месяцев, больше полусотни недель и 360 с лишком дней)? Конечно, конкретный день установить невозможно, но исходя из содержащейся в летописях хронологии перемещений Ивана IV в этом году, определиться со временем создания стрельцов с точностью до месяца, на наш взгляд, все-таки можно. А.А. Зимин, кстати, по этому поводу отмечал, что, скорее всего, приговор состоялся «между сентябрем 1549 г. и августом 1550 г., очевидно, летом 1550 г.», поскольку запись о создании стрельцов помещена была после известий о событиях, имевших место в июле 1550 г., но прежде случившихся в октябре [200]. Значит, в июле или августе 1550 г.? Здесь возможны два варианта — либо это произошло до 18 июля 1550 г., когда в Москву прискакал гонец с Поля и сообщил, что крымские татары в великом числе идут на государеву украину и через день, 20 июля, Иван IV отбыл в Коломну встречать незваных гостей [201]. Вернулся он в Москву только 23 августа [202], следовательно, приговор мог состояться после этого числа. Однако мы склоняемся к тому, чтобы предположить, что приговор об учреждении стрелецкого войска состоялся между 1 и 17 июля 1550 г., возможно, тогда же, в тот же день и на том же заседании Боярской думы, когда «государь царь и великий князь Иван Васильевич всеа Русии приговорил с отцом своим и богомольцем с Макарием митрополитом и з братьеми своими со князь Юрьем Васильевичем и со князь Володимером Ондреевичем (Старицким. — В.П.) и з бояры своими да в норяд в служебной велел написать, где кому быть на государеве службе бояром и воеводом полком» [203].

Таким образом, проведя небольшое разыскание, мы пришли к выводу, что стрелецкое войско было учреждено, скорее всего, в 1-й половине июля 1550 г., и приговор этот был вынесен на том же заседании Боярской думы в присутствии митрополита Макария, на котором был вынесен и другой, не менее важный, приговор об иерархии полковых воевод. Все прочие датировки могут быть отброшены или оспорены, поскольку не имеют под собой надежных оснований [204].

Определившись с датой учреждения стрелецкого войска (1-я половина июля 1550 г.), попробуем ответить и на другой, не менее важный, вопрос — какие, собственно говоря, причины обусловили появление стрельцов? Почему нельзя было обойтись, к примеру, теми же казенными пищальниками, о которых шла речь прежде, нарастив их численность (напомним, что, согласно С. Герберштейну, при Василии III в середине 20-х гг. XVI в. их было около полутора тысяч, поселенных в отдельной подмосковной слободе)? Или почему нельзя было продолжить практику призыва пищальников от «земли» (тем более что, как мы уже отмечали выше, есть все основания полагать, что эти созываемые от случая к случаю на государеву службу стрелки из огнестрельного оружия были, если так можно выразиться, «полупрофессионалами» в своем деле и кормились от войны)?

Ответ на этот вопрос вряд ли будет простым и однозначным, поскольку не вызывает сомнений тот факт, что на царское (и его советников) решение обзавестись отрядами стрельцов оказал влияние целый ряд факторов — и не только чисто военных, но и политических. Чтобы сформулировать наш ответ на этот вопрос, обратимся к приведенной выше цитате из «Хронографа» об учреждении стрелецкого войска.

При анализе этой длинной выписки из царского «приговора» первое, что бросается в глаза, — так это эпитет «выборные», который составитель летописи присовокупил к термину «стрельцы». Сам по себе термин «выборный» по отношению к стрелецкому войску означал элитарность, повышенный статус в сравнении с другими частями (да хоть и с теми же пищальниками — что с казенными, что с собранными с «земли») русского войска того времени. В. И. Даль, раскрывая содержание слова «выборный», писал в своем «Толковом словаре живого великорусского языка»: «Выборный, отборный, самый лучший, выбранный; избранный…» [205]. Точно так же как одно из значений для этого слова составители «Словаря русского языка XI–XVII вв.» полагают определение «лучший по качеству, по достоинствам, отборный» [206]. Вместе с тем он предполагал, что стрельцы как отборное войско, находящееся на особом положении, были «выбраны» из кого-то, кто существовал прежде них. По большому счету особых разногласий по поводу того, из кого «выбрали» стрельцов, среди ученых нет — конечно же, это пресловутые пищальники и, вероятнее всего, «казенные» [207].

Особняком стоит лишь мнение А.В. Чернова, который полагал, что «всего вероятнее, выборные стрельцы были выбраны из существовавших до этого стрельцов» и что «выборные стрельцы не могли быть набраны из пищальников, так как последние привлекались на службу временно в принудительном порядке, стрельцы же всегда «прибирались» в службу добровольно» [208]. Сложно согласиться с такой точкой зрения, памятуя о том, что А.В. Чернов нигде и никак не отмечает, что пищальники еще при Василии III делились на две категории, и одна из них, «казенные», считалась, как уже было отмечено прежде, государевыми служилыми людьми. Кроме того, сам по себе термин «стрельцы» был весьма неоднозначен. Вовсе не обязательным было то, что под ним русский книжник полагал именно героя нашего повествования, а не вообще стрелка из чего-либо — лука ли, ручной пищали или же пушки (летописные «огненные стрелцы»), благо и примеры такого «технического» употребления термина «стрельцы» найти нетрудно. Например, в Постниковском летописце в рассказе о неудачной экспедиции русских войск на Казань в 1530 г. одной из причин неудачи названы неблагоприятные погодные условия: «И по грехом в те поры тучя пришла грозна, и дожщь был необычен велик. И которой был наряд, пищяли полуторные и семипядные, и сороковые, и затинные, привезен на телегах на обозных к городу, а из ыных было стреляти по городу, и посошные и стрельци (выделено нами. — В.П.) те пищали в тот дожщь пометали» [209]. Или в 1555 г. будущий ногайский бий Исмаил просил у Ивана IV прислать к нему «дватцать пищалников да три пушечки и стрелцы, хто стреляет из них (выделено нами. — В.П.)…» [210]. Поэтому мы все же склоняемся к наиболее распространенной версии о том, что учреждение стрелецкого войска было осуществлено посредством «переформатирования» уже имевшихся отрядов пищальников — за счет «выбора» наиболее достойных, «к ратному делу гораздо изученных», «добрых и молодых и резвых, из пищалей стреляти гораздых» «казенных» пищальников, «разбавленных» отчасти за счет «прибора» пищальников с «земли» и вольницы. При этом новому «выборному» войску был придан и новый статус. Здесь к месту будет вспомнить и уже процитированный прежде отрывок из разрядной книги, описывающий бой 13 сентября 1552 г. на валах Казани (позаимствованный из т. н. Русской летописи? [211]) — здесь четко и недвусмысленно обозначена принадлежность стрельцов к царскому двору («стрелцы великого князя»), тогда как пищальники остаются просто пищальниками.

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация