И когда некий англичанин из посольства Энтони Дженкинсона описывал обычный, проводившийся ежегодно в декабре строевой смотр 1557 г. в Москве, во время которого перед ликом государя продефилировали стройными рядами 5 тыс. стрельцов — «arquebusiers»
[237], то это далеко не все стрелецкое войско. По меньшей мере около 1 тыс. стрельцов находились к тому времени в Астрахани (в 1556 г. в составе экспедиции стрелецкого головы И.С. Черемисинова в Астрахань устанавливать прямое московское правление были отправлены два московских стрелецких приказа или, во всяком случае, их «вексилляции») и никак не меньше — в Казани (во всяком случае, так можно предположить из сведений, что сохранились в писцовой книге Казани с уездом, датированной 1566–1568 гг.
[238]). При этом еще по меньшей мере два приказа (или «вексилляции») были отправлены поздней осенью во Псков в составе рати, которая готовилась вторгнуться в Ливонию выбивать из неразумных ливонцев долги по «юрьевской дани»
[239].
Таким образом, выходит, что к концу 50-х гг. XVI в. численность корпуса стрелецкой пехоты выросла уже по меньшей мере до 8 тыс. человек — более чем вдвое, а то и втрое против первоначального. И на этом рост не остановился. По мере того, как русское государство все глубже и глубже втягивалось в войну сразу на нескольких фронтах — на северо-западном, в Ливонии и Литве, на южном, крымском и в Поволжье, где время от времени вспыхивали мятежи, ратных людей требовалось все больше и больше. И простым способом решить эту проблему представлялось заведение в «украинных» городах все новых и новых стрельцов.
Когда стали появляться городовые стрельцы? Если не считать Казани и Астрахани, где начало тамошним стрелецким гарнизонам положили откомандированные туда после перехода этих городов под власть московского государя московские стрельцы, то можно осторожно предположить, что этот процесс был запущен после взятия Полоцка в феврале 1563 г.
[240] Стрелецкие гарнизоны в поволжских городах (к примеру, Лаишеве и Свияжске — впрочем, в последнем он мог быть давно) отмечаются уже в 1565–1568 гг. Так, к примеру, в Лаишеве, согласно сведениям писцовой книги 7076 г. (т. е. 1567/68), было «двадцать пять дворов стрелецких, а людей тож» (и это только в самом городе, а были ли стрельцы на посаде, отдельной слободой — неизвестно, поскольку полностью книга не сохранилась)
[241]. В Свияжске в «городе» (т. е. крепости) находились дворы стрелецкого головы, 3 сотников и 196 рядовых стрельцов и младших командиров, а на посаде, в остроге — еще двор головы, 5 дворов сотников, 3 двора пятидесятников и 389 дворов (с 391 человеком). Всего, выходит, в Свияжске были расквартированы 2 стрелецких приказа (неполной, правда, численности — почти 600 рядовых стрельцов и младших командиров
[242]. Любопытная деталь — после того, как в 7074 г. (т. е. в 1565/66) стрелецкий прибор головы Третьяка Мертвого был переведен «на государеву службу на житье» в Астрахань, в Казани остались два прибора, голов Данилы Хохлова и Субботы Чаадаева, общей численностью 21 начальный человек и 557 рядовых стрельцов, не считая оставшихся на житье в Казани сотника и 51 стрельца отправленного в Астрахань прибора
[243]. При этом на содержание стрельцов было выделено земли и покосов в казанской округе из расчета 1000 рядовых стрельцов и 12 начальных людей (2 головы и 10 сотников)
[244].
Множество стрелецких гарнизонов появляется в эти годы в городах на крымской «украине». Так, в росписи войска, которое готовилось к встрече хана Девлет-Гирея I и его воинства в летнюю кампанию 1572 г., упоминаются стрельцы «из Чернигова з головою 300 чел., из Стародуба с сотцким 50 чел., из Рославля с сотцким 50 чел., из Новагородка Северского с сотцким 50 чел., из Почапа с сотцким 30 чел., из Веневы с сотцким 20 чел., <…> с Резани с соцким 100 чел., из Епифани с соцким 35 чел.»
[245]. Всего на круг выходит 635 стрельцов и 10 их начальных людей.
По литовской «украине» и в особенности в Ливонии городовые стрельцы также появляются примерно в это же время. Так, например, когда во 2-й половине 60-х гг. начал шаг за шагом, постепенно возводиться полоцкий «укрепленный район», тамошние крепости населяются детьми боярскими, пушкарями, воротниками, затинщиками и, само собой, стрельцами и казаками. Стрелецкие гарнизоны упоминаются, в частности, в крепостях Копье, Сокол, Туровля, Нещерда, Красный
[246].
Этот список с включением в него стрелецких гарнизонов с «немецкой» «украины» можно существенно расширить, если привлечь материалы разрядных книг. К примеру, для участия в Ливонском походе Ивана Грозного в 1577 г. были откомандированы отряды стрельцов из следующих городов на западной и северо-западной границах — «с Невля 60 человек стрельцов, с Лук Великих стрельцов 40 человек, из Зеволочья стрельцов 15 человек
[247], из Юрьева Ливонсково старых и новово прибору стрельцов 69 человек, из Вильяна старых и новых 156 человек стрельцов, из Алыста старых и новых стрельцов 90 человек, ис Пернова стрельцов 89 человек
[248], из Новагородка Ливонсково 45 человек стрельцов, из Ругодева стрельцов 300 человек
[249], из Ыванягорода стрельцов 200 человек, с Ямы города стрельцов 40 человек, ис Копорья стрельцов 80 человек, из Орешка стрельцов 170 человек, ис Корелы стрельцов 170 человек, ис Солачи стрельцов 200 человек, ис Перколи стрельцов 100 человек, ис Полоцка стрельцов 700 человек, ис Сокола 150 человек стрельцов, с Усвята стрельцов 100 человек, из Озерищ стрельцов 60 человек, с Нещедры стрельцов 70 человек»
[250]. Согласимся — список более чем впечатляющий, и у псковского летописца были все основания покритиковать Ивана Грозного за то, что он «наполни грады чюжие русскими людми, а свои пусты сотвори»
[251].
