Отечественный исследователь М.Ю. Романов, касаясь численности московских стрельцов в самом начале Смуты, основываясь на анализе составленного в 7151 г. (1642/43) списка стрелецких голов и сотников конца XVI — начала XVII в., пришел к выводу, что летом 1606 г., незадолго до переворота в Москве и убийства Лжедмитрия I, столичный гарнизон составляли 8 стрелецких приказов — голов Посника Огарева, Леонтия Скобельцына, Пимена Гурьева, Казарина Бегичева, Ратмана Дурова, Федора Брянченинова, Федора Челюсткина и Михайлы Косицкого. Еще два приказа, голов Андрея Микулина и Юрия Петровского, были посланы в Астрахань (и посылка эта была связана, очевидно, с необходимостью пополнить астраханский гарнизон, который понес большие потери в результате неудачной экспедиции воеводы И.М. Бутурлина против северокавказского таркинского шамхала)
[268]. Итого выходит 10 приказов
[269], что совпадает с оценкой численности московского стрелецкого гарнизона, которую дал Станислав Немоевский, особенно если учесть, что из этих 10 приказов 9 были пятисотенными (под началом голов «ходил» по пяти сотников), а один, Посника Огарева, состоял как минимум из 6 сотен (очевидно, речь в «Списке» шла о том самом Стремянном приказе).
Если отталкиваться от цифр, приведенных Маржеретом, и принять во внимание, что наиболее многочисленные стрелецкие гарнизоны стояли во Пскове, Новгороде Великом, Смоленске, Казани и Астрахани (под тысячу или даже больше
[270]), а также в ряде городов на крымской «украине», в составе Украинного разряда (военно-административного округа) — в том же Чернигове, например, то цифра в 20 тыс. стрельцов, стремянных, московских и городовых, находившихся на государевой службе накануне Смуты, вовсе не выглядит завышенной. Для сравнения можно привести данные сметного списка 7139 г. (1630/31). Согласно этой смете, в ведении Стрелецкого приказа находилось 19 540 стрельцов и их начальных людей, в т. ч. московских 4 тыс. (8 приказов), новгородских 1 тыс. (2 приказа), в Пскове 1 тыс. (2 приказа). Кроме того, в ведении Казанского двора находилось еще 11 182 стрельца, разбросанных на огромном пространстве от Поволжья и Северного Кавказа до Восточной Сибири.
Крупнейшие стрелецкие гарнизоны здесь были в Казани (4 приказа пеших стрельцов), Свияжске (1 приказ), Астрахани (2 приказа конных и 4 приказа пеших стрельцов) и Терках (1 приказ конных и 2 приказа пеших стрельцов)
[271]. Всего выходит на круг чуть больше 30,5 тыс. стрельцов (по штатному расписанию, на самом деле было, конечно, несколько меньше — так, в той же Казани при «штате» в 2 тыс. стрельцов налицо было 1760, а прочие выбыли из списков по разным причинам
[272]). Принимая во внимание, что к началу 30-х гг. XVII в. Русское государство только-только оправилось от последствий Смуты, но еще не достигло прежнего своего предсмутного состояния, то наличие 20 тыс., если не больше, стрелецкого войска в начале XVII в. представляется вполне возможным. Эту цифру, около 20 тыс. стрельцов всех «статей», мы и будем считать тем нижним пределом численности стрелецкого войска перед Смутой.
В событиях Смуты стрельцы приняли самое активное и непосредственное участие (подробнее об этом будет сказано дальше), и это не преминуло сказаться на стрелецком войске самым негативным образом. Как и русское общество того времени, оно оказалось разорванным — стрельцы сражались на стороне всех главных участников этой воистину гражданской войны начала XVII в. и, само собой, понесли немалые потери. Неоднократно упоминавшийся нами прежде польский шляхтич Станислав Немоевский писал о московских стрельцах, что «теперь их осталось мало: они перебиты в нынешнею войну после смерти Димитрия» («ale juź ich taraz malo zostalo; na wojne taraźniejszej po śmierci Dymitrowej wybici»)
[273].
Естественно, что с воцарением новой династии и постепенным наведением порядка в стране «правительство» юного Михаила Федоровича не могло не заняться всерьез восстановлением численности и боеспособности стрелецкого войска — прежде всего московских стрельцов, этой надежды и упования всех московитов. Гибель архива Стрелецкого приказа в московском пожаре 1626 г. не позволяет в полной мере оценить усилий новой власти по возвращению стрелецкому войску прежнего значения, но отдельные сохранившиеся свидетельства позволяют обрисовать общую картину. По мнению М.Ю. Романова, уже в 1613 г., вскоре после избрания Михаила Романова новым русским царем, московский стрелецкий гарнизон насчитывал 8 (против 10 семью годами ранее) приказов — голов Ивана Козлова (который командовал Стремянным приказом), Бориса Полтева, Михаила Рчинова, Михаила Тихонова, Михаила Темкина, Данилы Пузикова, Богдана Шестакова и Константина Чернышова
[274]. О численности московских стрельцов некоторые представления дает разряд 7124 г. (1615/16). Согласно данным разряда, в этом году «в посылках» (под Смоленском, на посольских съездах и в иных командировках) было 2 полных пятисотенных приказа московских стрельцов, видимо, 3 неполных (в разряде сказано о 800 стрельцах в осадном лагере под Смоленском, к которым нужно было прибрать еще 700 стрельцов, но налицо летом 1616 г. оказалась всего лишь 1 тыс.) и «россыпью» еще 500 стрельцов. В самой же Москве для несения гарнизонной службы, согласно осадной росписи «по нагайским вестем» оставалось 1894 стрельца
[275]. Итого выходит примерно 4,3 тыс. стрельцов (или того меньше — с учетом неполной укомплектованности приказов). Это, конечно, не 10 и даже не 5 тыс. стрельцов, что были в Москве в начале столетия, до Смуты, но сила все равно серьезная.
