Еще один любопытный факт, который проливает свет на устройство стрелецкого прибора/приказа. Ж. Маржерет, характеризуя московских стрельцов, писал о том, что в стрелецких приказах «каждые десять человек имеют телегу, чтобы перевозить припасы» и на тот случай, если стрельцам выдавались от казны лошади для ускорения передвижений, то кормить, чистить и ухаживать за лошадьми должны были слуги
[293]. Следовательно, можно с уверенностью предположить, что в стрелецких подразделениях наряду со «строевым» присутствовал еще и некоторый «нестроевой» элемент. Неясно, правда, насколько последний носил «штатный» характер, но можно предположить, что по меньшей мере часть его составляли родственники «строевых» стрельцов, стрелецкие недоросли и/или старые стрельцы, отставленные от службы, но не желавшие сидеть дома
[294].
Одним словом, в источниках содержится достаточно упоминаний и о структуре стрелецкого войска, и о его начальных людях. Сведений о последних достаточно, чтобы восстановить служебную иерархию обычных пятисотенных приказов. Интересную характеристику московской командной иерархии оставил швед Петр Петрей. «Все войско (московитов. — В.П.) разделено на десятки, — писал он, — полусотни, сотни и тысячи, так что один капитан имеет под своим начальством 10, 50, 100 и 1000 человек, а воевода несколько полков в 10 или более тысяч. Каждый десятник знает своего полусотеннного начальника, полусотенный сотенного, сотенный тысячного, тысячный десяти- и более тысячного. Таким образом, каждому военному человеку или капитану легко смотреть не больше как за десятью людьми. Если теперь воевода всего войска хочет послать отряд для разведывания, или для схватки с неприятелем, или за каким-нибудь другим делом, он приказывает начальнику над многими тысячами прислать несколько тысяч воинов, а этот начальник над тысячью, тот сотейнику, наконец, этот десятнику, Тогда каждый из них знает, что ему делать, и приказание исполняется в один час»
[295]. Конечно, насчет численности московского войска швед несколько преувеличил, однако в целом, представляется, он уловил саму суть системы управления московскими полками и, естественно, стрелецкими приказами.
Но существовали ли более высокие, чем голова и сотники, ранги начальных людей в стрелецком войске? Ж. Маржерет упоминает о некоем «генерале» (un Generale), который стоял во главе всего московского стрелецкого войска
[296]. Очевидно, что под ним надо понимать в первую очередь боярина — судью Стрелецкого приказа («любая административная должность в средневековом обществе предполагала осуществление судебных функций», — отмечал историк М.М. Кром
[297], а московское общество середины XVI в. во многом оставалось еще средневековым), «ведавшего» стрелецкое войско. Первым таким «генералом»-начальником и судьей Стрелецкого приказа (избы), известным из источников, был Г.Г. Колычев (1571 г.), а самыми известными и влиятельными в конце XVI — начале XVII в., пожалуй, были троюродный брат «правителя государства» и будущего царя Бориса Годунова боярин И.В. Годунов, занимавший этот пост с октября 1586 по октябрь 1593 г., и боярин П.Ф. Басманов, поднявшийся при первом самозванце и погибший вместе с ним в ходе дворцового переворота и волнений в Москве в 1606 г.
[298] В первые послесмутные годы судьей Стрелецкого приказа был князь А.В. Лобанов-Ростовский (1613–1619 гг.), а затем боярин князь И.Б. Черкасский (с 1622 г. и почти до самого конца правления Михаила Федоровича).
Наряду со стрелецким «генералом» в источниках встречается и упоминание о стрелецком «тысячнике». Некий Семейко Федорович Хохолин
[299], поименованный этим самым стрелецким тысячником, упоминается среди пленных «воевод и инших людей зацных», которые были взяты в полон торжествующими литвинами после их победы над ратью князя П.И. Шереметева в 1564 г. на р. Ула
[300]. Логично было бы предположить, что С.Ф. Хохолин командовал тысячным приказом полоцких стрельцов. Это предположение можно подвергнуть сомнению, ибо, как уже не раз было сказано, обычный стрелецкий приказ насчитывал по «щтату» 500 человек (реально, конечно, меньше). Однако в уже упоминавшейся нами «Записке о царском дворе» наряду с обычными пятисотенными стрелецкими приказами упоминается «приказ болшой», который «всегды с государем, куды государь пойдет»
[301]. О двух тысячах стремянных стрельцов («gunners at stirrop») упоминает английский дипломат Дж. Флетчер
[302]. О тысячных подразделениях стрельцов, которые встречали иностранных послов, писали в своих мемуарах Дж. Горсей, еще один англичанин, купец и дипломат, и немецкий торговец и авантюрист Г. Паерле (он же говорил и о двух тысячах конных стрельцов, под которыми явно скрывались стремянные стрельцы), и ряд других иностранцев
[303]. В общем, мы не видим особых причин не доверять свидетельству неизвестного литвина и полагаем, что нет ничего невозможного в существовании одно время сводного (?) тысячного стрелецкого приказа в Полоцке вскоре после его взятия русскими войсками в феврале 1563 г., равно как и позднее в Москве и, возможно, других городах.
