Любопытная деталь — судя по всему, 1000 государевых стрельцов, упомянутых в росписи Ливонского похода 1577 г., составляли один тысячный приказ под началом головы Сулеша Артакова, упоминаемого как в разрядных записях этого похода, так и в списке Государева двора 1573 г.
[304] В таком случае Сулеш Артаков также мог быть «тысячником», хотя бы и временно.
Кому подчинялось стрелецкое войско и кто им управлял? Выше мы уже говорили о Стрелецком приказе и его судье («генерале», по терминологии Ж. Маржерета), которому были подведомственны стрельцы — их служба, управление, судопроизводство и отчасти (почему отчасти — об этом чуть ниже) содержание. Когда же появился Стрелецкий приказ, на первых порах именовавшийся Стрелецкой избой?
[305]
История возникновения административного учреждения, которое отвечало за стрельцов, запутанна и неясна. Исследователь московской приказной системы Д.В. Лисейцев отмечал, говоря о Стрелецком приказе, что в отечественной «историографии господствует мнение, согласно которому они (т. е. Стрелецкий и Холопий приказы. — В.П.) возникли в 50-е гг. XVI в. и были, т. о., одним из результатов деятельности «Избранной рады». Однако, продолжал далее историк, «подобная версия основывается лишь на умозрительных аргументах», поскольку первые упоминания о Стрелецком приказе относятся к началу 70-х гг. XVI в., и тогда выходит, что приказ просуществовал, почитай, два десятилетия и при этом не оставил после себя «абсолютно никаких документальных следов или случайных упоминаний»
[306].
Действительно, трудно представить, учитывая тот огромный объем делопроизводственной документации
[307], который порождала приказная бюрократия, не говоря уже о том, чтобы нигде и никак, ни в сохранившихся актах, ни в разрядных записях, не была отражена служба в Стрелецком приказе равно бояр и дьяков на протяжении пары десятков лет. Молчат о Стрелецком приказе и иностранные наблюдатели, побывавшие в Москве в первую половину правления Ивана Грозного. Тот же немецкий авантюрист г. Штаден, описывая московскую приказную систему середины 60-х гг. XVI в., упоминает Разрядный, Ямской, Разбойный, Земский, Посольский приказы, приказ Казанского дворца и ряд других, но Стрелецкого приказа в его списке не было
[308]. Одним словом, все сходится на том, что Стрелецкая изба, упомянутая в разряде государева похода на шведов зимой 1571/72 г., и возникла на рубеже 60–70-х или в самом начале 70-х гг. XVI в. С этого момента Стрелецкая изба (к концу XVI в. она именуется уже приказом
[309]) уже не исчезает из источников, следовательно, нет оснований полагать, что она существовала до этого времени, не оставив никаких следов ни в актах, ни в летописях, ни в разрядных записях, ни в записках иностранцев.
Но если Стрелецкая изба появляется на рубеже 1560–1570-х гг., то вполне закономерен вопрос — а кто управлял стрельцами до этого на протяжении почитай двух десятков лет? Чтобы ответить на этот вопрос, нужно провести целое историческое изыскание. Начнем с того, что в уже цитировавшейся нами «Записке о царском дворе» начала XVII в. есть любопытный пассаж. Царский дворецкий, согласно этой «Записке», глава дворцового ведомства и управитель государева домена, вместе с двумя дьяками, заседавшими во Дворце и подчинявшимися ему, отвечали, помимо прочего, и за снабжение стрельцов государевым хлебным жалованием (за сбор стрелецкого хлеба отвечал Хлебенной или, позднее, Житный двор приказа Большого дворца)
[310]. Напрашивается предположение, что, поскольку именно из Дворца со временем «отпочковывались» все новые и новые приказы
[311], то и Стрелецкий приказ оформился из некоего учреждения, возникшего внутри Дворца и «ведавшего» стрельцами.
Что это было за учреждение? Ответ на этот вопрос дает чудом сохранившая грамота, датированная ноябрем 1560 г. (стоит обратить внимание на дату — это самый ранний этап существования стрелецкого войска, заря его истории, прошло десять лет с момента учреждения стрелецкого войска, и еще 10 лет должно пройти, прежде чем появится первое упоминание о Стрелецкой избе). Тогда казанскому стрелецкому голову Даниле Хохлову была вручена жалованная несудимая двусрочная царская грамота на его поместья в Гороховском, Нижегородском и Костромском уездах. И в этой грамоте, среди прочего, отмечалось, что ежели кто будет искать на Даниле и его людях, которые вместе с ним находятся на службе, по прибытии их в Москву, или в его поместьях, или на его крестьянах там, где они проживают, «ино их сужу яз, царь и великий князь, или мой боярин введенной безпошлинно, у которого будут в приказе стрелетцкие дела (выделено нами. — В.П.)…»
[312].
Из текста грамоты следует, что нашего голову в том случае, если он будет пребывать в Москве, будет судить либо сам государь, либо его доверенный «введенный», боярин, а там, куда его закинет государева служба, — тамошний воевода. Сопоставив данные этой грамоты и сведений «Записки», легко прийти к выводу, что за снабжение стрельцов хлебным жалованием отвечал Дворец (приказ Большого дворца), денежное жалование выдавалось, вероятно, из Казны (Казенного двора) или приказа Большого прихода (куда поступали пищальные деньги). В административном же и судебном отношении стрельцы поначалу, как следует из грамоты, подчинялись («ведались») доверенному царскому боярину. В общем, выходит, что по всем важнейшим вопросам стрелецкой «повседневности» ответы нужно было искать во Дворце — центральном учреждении великокняжеской администрации. Впрочем, это и немудрено — стоило ожидать, что царская «лейб-гвардия» будет ведаться именно в дворцовом ведомстве, а не где-либо еще.
