Конечно, можно возразить, что характеристика, данная г. Котошихиным, относится ко временам, отстоящим от эпохи Ивана Грозного, когда складывалась система управления стрелецким войском, больше чем на полстолетия, и за это время многое могло перемениться. Но практически в тех же выражениях, что использованы были Котошихиным, пишет о Стрелецком приказе англичанин Дж. Флетчер, а время составления его сочинения отстоит от «мемуара» беглого подьячего почти на 8 десятилетий. О том, что в Стрелецком приказе боярин и два дьяка «ведают во всей земле Московского Государства, по всем городом, стрелцов», писал и анонимный составитель «Записки о царском дворе»
[324]. По всему выходит, что и состав Стрелецкого приказа, и сфера его компетенции — все это в общих чертах сложилось в 70-х гг. XVI в.
Подведем предварительный итог. Стрелецкое войско, будучи учреждено как составная часть Государева двора, на первых порах своего существования в административном, хозяйственном и правовом отношении подчинялось дворцовому ведомству и находилось в ведении дворецкого и, вероятно, казначеев. Содержалось оно на доходы, получаемые с дворцовых земель и городов. В военно-административном отношении стрелецкое войско как часть Государева полка в больших походах сопровождало особу государя и подчинялось непосредственно ему, оружничему и дворовым воеводам. Если же по государеву наказу один или несколько стрелецких приказов передавались в «оперативное» подчинение полковым или городовым воеводам, то в таком случае уже они «ведали» стрельцов по всем вопросам, которые касались стрельцов и их начальных людей в ходе кампании или гарнизонного «годования». Разрядный приказ отношения к стрелецкому войску не имел (во всяком случае, на первых порах) и никак не вмешивался во внутреннюю жизнь стрельцов ни в мирное, ни в военное время.
Впоследствии, с ростом численности стрелецкого войска и усложнением его структуры, изменяется и его подчиненность. С выделением из общей массы московских стрельцов стрельцов опричных (позднее государевых, а еще позднее — стремянных) они по-прежнему остались в ведении Дворца и «отпочковавшихся» от него приказов. То же может быть сказано и в отношении стрельцов, расквартированных в дворцовых городах. Что же касается «земских» московских стрельцов и стрельцов городовых, то они сперва находились в ведении земского дворецкого и «Большого земского дворца», а затем, с выделением из Дворца Стрелецкой избы, перешли под ее начало. В 70-х же годах XVI в., судя по всему, складывается и практика, когда стрелецкие («земские»?) подразделения учитываются Разрядным приказом при составлении разрядов на ту или иную военную кампанию. Первым примером такого разряда, в который вписаны были стрельцы, может служить разряд кампании 1572 г., составленный в преддверии нашествия крымского «царя» Девлет-Гирея I
[325]. Разряд же Ливонского похода 1577 г. Ивана Грозного, сохранившийся в переложении в частных разрядных книгах (кстати, он больше похож не столько на собственно разряд, сколько на «записную книгу» или «походный дневник»), содержит в себе любопытное новшество — и государевы стрельцы обеих категорий, и стрельцы «земские» одинаково расписаны по полкам. Правда, стоит отметить, что в разрядной записи указано, что «государь царь и великий князь Иван Васильевичь всеа Русии велел по воеводцким и по дворянским смотрам выложить дворян, и детей боярских, и стрельцов, и казаков, и тотар, которые с государем на перечень, да по тем перечням розрядил свой государев полк и по полком воевод, а с ними детей боярских, и тотар и стрельцов, и казаков (выделено нами. — В.П.)…»
[326]. Надо ли это понимать как особый случай непосредственного царского вмешательства в «уряжение полков» в ходе самой кампании (как это было во времена Ивана III и Василия III) «мимо» Разрядного приказа в нарушение устоявшейся к тому времени практики предварительного, перед началом кампании, составления полковой росписи? Ответить утвердительно или отрицательно на этот вопрос пока не представляется возможным.
Кого «прибирали» во стрельцы?
Особенности комплектования московских и городовых стрельцов
Теперь, когда нам удалось составить более или менее полную и ясную картину перемен в численности, организации и структуре стрелецкого войска во 2-й половине XVI — начале XVII в., стоит, пожалуй, остановиться подробнее на том, кого и как «прибирали» во стрельцы в эти десятилетия.
Предварительно стоит заметить, что термин «статья» применительно к пятисотенному подразделению стрельцов используется для названия стрелецких подразделений только в Русском Хронографе и впоследствии больше не встречается. Его вытесняют термины «приказ» и «прибор», которые использовались в делопроизводственной переписке на равных. Можно предположить, что разница между ними заключалась в порядке комплектования. Под «приказом» понималось уже набранное, обученное и сколоченное подразделение, которое «приказывалось» новому командиру, пришедшему на смену старому. «Прибор» же нужно было еще «прибрать», и будущий командир подразделения, голова, получал соответствующую грамоту, дающую ему такое право и расписывающую его права и обязанности. В этом отношении характерным является пример с конным приказом астраханских стрельцов, который, согласно царскому приказу, должен был покинуть Астрахань и спешно двигаться к Москве с тем, чтобы потом отправиться в поход на «свейских немцев» вместе со всей государевой ратью. В первых строках грамоты, датированной августом 1591 г., царь Федор Иоаннович предписывал голове И.А. Кашкарову «твоего приказу сотником и стрелцов конным сказати нашу службу в зимней немецкой поход». Но, поскольку приказ из-за отсылок стрельцов и начальных людей в разные «посылки» был неполон, то голове предписывалось в «убылые места» «выбрати стрелцов и казаков изо всех приказов лутчих» и с «прибором твоим» идти к Москве
[327].
«Выбрати» «лутчих» людей — в этой фразе из царской грамоты 1591 г., как, впрочем, и в выдержке из царского же приговора 1550 г. об учреждении стрелецкого войска, как нельзя более полно отражаются основные требования к новобранцам-стрельцам. А кто считался «лутчим» — так и на этот вопрос в сохранившихся грамотах о наборе ратных людей сказано более чем достаточно. Так, к примеру, осенью 1562 г. дети боярские, посланные головами в северные города «прибирать» ратных людей для участия в Полоцком походе, должны были выбрать таковых людей, чтобы те «были собою добры и молоды и резвы, из луков и из пищалей стреляти горазды»
[328]. Точно так же в 1607 г. в уже упоминавшемся нами указе пермскому воеводе князю С.Ю. Вяземскому предписывалось выбрать ратников на государеву службу, «которые б были собою добры, и молоды, и резвы, и из луков или из пищалей стреляти были горазды»
[329]. За сорок с лишком лет формулировки, как видно из сравнения выдержек из этих двух документов, совершенно не изменились.
