Однако отставка вовсе не означала, что отставленный стрелец стал вольным человеком и мог делать все, что ему пожелается, и жить там, где вздумает. В челобитной ладожских стрельцов было сказано, что им объявили, что «роспущати их не велено, а велено им жити в старых своих дворах, в стрелецкой слободе»
[352]. Зачем? Ответ на это дают несколько документов времен Смуты из Смоленска. В 1608 г. велено было в осаду собрать «Федорова приказу Зубова отставленных стрелцов 6 человек с пищалми да 47 человек с копьи и с топоры», а в подмогу им «стрелецких детей 12 человек, бою у них никакова нет». Из другого приказа, Василия Чихачева, мобилизованы должны были быть 44 отставленных стрельца «с копья и с топорки… да без ружа». В другом документе, датированном тоже августом 1608 г., но несколькими днями позднее, эти цифры были повторены с добавкой по второму приказу 27 детей стрелецких без «бою»
[353]. Можно сказать, что стрелец мог быть отставлен от службы, но не служба от него, и бывших стрельцов не бывало. Даже после отставки, оставаясь на прежнем месте жительства, в своей слободе на своем дворе, стрелец-ветеран в случае необходимости мог быть снова призван под знамена и встать (точнее «сесть» в осаду) на городовую службу.
Государево стрелецкое жалование
Рассказывая о турецком Магмет-салтане, сын боярский Иван Пересветов писал, что «турский царь» «воинником своим всегда сердце веселит своим царским жалованием и алафою да речью своею царскою», а в другом месте этого своего сочинения он сообщал своим читателям, заведя у себя 40 тыс. «янычан», «гораздых стрелцов огненыя стрелбы», «салтан» и их «веселил», выдавая им свое жалование, «алафу по всяк день». «Мудр царь, — восклицал Пересветов, — что воином сердце веселит, — воинниками он силен и славен»
[354]. Читал ли Иван IV Пересветова (или он сам и есть Пересветов — есть и такая оригинальная гипотеза) — неизвестно, но то, что грозный царь стремился «веселить» своих воинников и стратилатов-воевод и голов царским своим жалованием, денежным и кормовым и всяким разным прочим — это несомненно. Так на какую же царскую «алафу» могли рассчитывать «выборные» «огненные стрелцы»?
Подробные сведения о выплатах жалования стрельцам и их начальным людям в середине XVII в. можно найти у Г. Котошихина. Он писал, что «денежного жалованья идет тем началным людем (стрелецким. — В.П.): полковником — рублев по 200; полуполковником Рублев по сту или по 80 рублев; сотником по сороку или по 50 рублев, а за которыми есть поместья и вотчины многие, и у них из денежного жалованья бывает вычет, сметя против крестьянских дворов; десятником и пятидесятником, и стрелцом идет жалованье по 15 и по 13, и по 12, и по 10 рублев человеку на год. Да им же хлебного жалованья: десятником и пятидесятником по 18 и по 20 чети человеку, стрелцом по 15 четвертей человеку на год, от малого до великого всем ровно (т. е. вне зависимости от возраста стрельца. — В.П.). Да им же соли: пятидесятником по 5 пуд, десятником по 3, стрелцом по 2 пуда на год. Да им же всем дается на платье ис царские казны сукна ежегодь»
[355].
Из этой обширной выдержки видно, что государево жалование-«алафа» московским рядовым стрельцам и их младшим начальным людям включало в себя денежные выплаты в зависимости от чина, хлебную и соляную раздачу, а также выдачу сукна на служебное платье. Начальные люди (сотники и головы) получали денежное жалование и могли рассчитывать на поместные дачи (не говоря уже об имевшихся у них родовых вотчинах). Примерно такая же картина, согласно Котошихину, была и у городовых стрельцов, с той лишь поправкой, что они получали меньше, а сукно выдавалось им раз в три или четыре года
[356].
Сравним теперь сведения, которые сообщали нам подьячий, с выпиской из царского приговора 1550 г. об учреждении стрелецкого войска. Из нее следует, что на первых порах царская «алафа» составляла 4 рубля в год («да и жалованье стрелцом велел давати по четыре рубли на год»
[357]). Много это или мало? В XVIII в. считалось, что для прокормления взрослого мужчины в год достаточно 24 пуда зерна, и, судя по встречающимся тут и там цифрам применительно к XVII и XVI вв., эта норма потребления действовала и в то время. При ценах на рожь в начале 50-х гг. XVI в. в окрестностях Москвы 48 денег (или 24 копейки, или 8 алтын за четверть, а в четверти 4 пуда ржи) на 4 рубля рядовой стрелец мог купить 16 и ⅔ четверти ржи. Если перевести этот объем хлеба в пуды, то получается ни много ни мало 66 и ⅔ пуда ржи, или почти втрое (в 2,8 раза) больше, чем нужно для пропитания здорового мужика
[358]. Можно сказать, что для своей «лейб-гвардии» Иван Васильевич не поскупился и щедро одарил ее своей «алафой»!
Стоит заметить при этом, что в выписке из царского приговора не идет речи о государевом кормовом или хлебном жаловании — лишь о денежном. Ни о хлебном, ни о соляном, ни тем более о выдаче сукна речи в нем не идет. Следовательно, за сто с небольшим лет расходы на содержание «неприменного» царского войска существенно выросли и «диверсифицировались». Можно предположить, что эти процессы были связаны, с одной стороны, с ростом численности стрелецкого войска, а с другой — с экономическими и финансовыми проблемами, которые переживало Русское государство в эти десятилетия. Следует ли, исходя из этого, предположить, что на первых порах стрельцы получали лишь государево денежное жалование, а хлебное (или кормовое) появилось позднее, когда стрельцов стало больше, намного больше, и потому для того, чтобы «рать вконец не заедала казну», решено было снизить нагрузку на финансы посредством выдачи стрельцам дополнительно хлебного и иного жалования? Оказали ли влияние на «диверсификацию» раздачи государевой «алафы» пресловутая «революция цен» и инфляция, выразившиеся в падении курса рубля и росте цен?
[359] Или сработал целый комплекс причин?
