О том, как проходила выдача денежного жалованья, свидетельствует сохранившаяся любопытная грамота, датированная ноябрем 1587 г. В этой грамоте от имени царя Федора Иоанновича предписывалось воеводе И.В. Кобылину и осадному голове М.А. Зыбину раздать государево денежное жалованье ряжским стрельцам. В тексте ее порядок выдачи жалованья был расписан чрезвычайно подробно и детально — во избежание злоупотреблений и всякого воровства. В грамоте говорилось, что из Москвы в Ряжск послан сын боярский Григорий Новосильцев с «ряскому сотнику да пятидесят человек стрелцом нашего жалованья на 95-й год сто дватцать адин рубль и двадцать пять алтын за его счетом за печатью» и дальше подробно расписывался порядок выдачи стрелецкого жалованья. Воевода и осадный голова должны были взять у стрелецкого сотника Третьяка Протасова «пятидесят человеком стрелцом имянные книги за его рукою да по тем книгам стрелцов пересмотрили всех налицо с ручницами». После же смотра воевода, голова и московский посланец раздали бы жалованье — сотнику 9 руб., 5 десятникам по 2,5 руб., 44 рядовым стрельцам по 2 рубля с четвертью, а одному стрельцу — рубль с четвертью (сам сотник и этот последний стрелец получили ранее по рублю в Москве в счет своего будущего жалованья). «А за очи б естя сотнику на стрелцов денег давати не велели и того берегли накрепко, — говорилось дальше в грамоте, — чтоб стрелцы подставою и переменяясь нашего жалованья вдвое не имали» (выходит, что пассволанты были характерны не только для западноевропейских наемников, но и в наших русских реалиях они также встречались). Сам процесс раздачи должен был быть зафиксирован в отдельной книге, подписанной сотником, которую надлежало отослать в Москву
[392].
Еще одну деталь, дополняющую картину раздачи государевой «алафы», можно сыскать в наказах стрелецким головам. Последние должны были «у роздали, как учнут роздавать стрелцом государево денежное и хлебное жалованье или за хлеб денгами» присутствовать лично, «для того, чтоб стрелцы государева жалованья не вылыгали и на новиков сполна не имали, а имали бы в правду, кто с которого числа в стрелцы стал»
[393]. Из этого фрагмента также следует, что жалованье выплачивалось в соответствии со сроками пребывания стрельца на службе — т. е., если новоприбранный во стрельцы «новик» еще не отслужил полного года, то и получал он жалованья соответственно меньше, чем старослужащие его товарищи.
Поручная запись по Орефье Москвитину сообщает любопытную подробность — оказывается, при получении жалованья стрелец должен был «в том мирском жалованье давати земским людем отписи»
[394]. Выходит, что стрелец (или если он был неграмотен, то его «доверенное лицо») непременно должен был «рукоприкладствовать» в «ведомости» о выдаче денежного и хлебного жалованья — той самой «ведомости», которую, подписанную начальным человеком, сотником или головой, должно было потом отправить для отчетности «наверх» (или в Дворец, или в Стрелецкий приказ, или в нашем случае с Орефьей Москвитиным — в земскую избу).
Но одними лишь денежными и хлебными выплатами не ограничивалась царская «алафа» стрельцам московским и городовым. С течением времени власти решили не ограничиваться только лишь выдачей стрельцам денежного и хлебного жалованья (а также всякого иного прочего). Надо полагать, в 60-х гг., по мере того, как в городах стали появляться городовые стрельцы, в Москве было решено разрешить им заниматься всякого рода предпринимательской деятельностью. Позднее это разрешение было распространено и на московских стрельцов, среди которых, по словам Григория Котошихина, очень скоро объявились «стрелцы люди торговые и ремесленные всякие богатые многие»
[395]. Любопытная деталь — в наказе Михаиле Кольцову сказано было, что «торговати стрелцом велети от полтины и от рубля, что носящее (т. е. мелкая розничная торговля вразнос. — В.П.); безтаможенно и безпошлинно, а которые стрелцы учнут торговати болши рубля, или учнут в лавках сидеть, и тем стрелцам тамга и полавочные пошлины всякие давати в государеву казну, как и торговым людям, в таможне таможенным головам». Голове также наказывалось «над стрелцы смотрет и беречи накрепко, чтоб они сверх государева указу безпошлинно не торговали»
[396]. В том, что эта практика действовала уже в конце XVI в., можно убедиться, если обратиться к материалам писцовых описаний. Так, в свияжской писцовой книге 1565–1568 гг. отмечено, к примеру, что с лавок стрельцов Якуша Чюшинского, Мити Усова и Богданки Щиряева оброку положено было в царскую казну по гривне (т. е. по 10 копеек) с каждой лавки
[397].
Любопытную деталь о стрелецких промыслах сообщают те же поручные записи. Так, среди них сохранилась запись, которую дали летом 1615 г. пятидесятник Никита Гороховленин и Кирило Нижегородец, стрельцы приказа Баима Голчина, расквартированного в Астрахани, по некоему рыбному солильщику Третьяку Муромцу в том, что оный солильщик нанялся на государев учуг солить рыбу под стрелецкую гарантию
[398]. В другом случае (лето 1571 г.) перечень утраченного из-за грабежа имущества «торговых людей с товары», «у Филипа у Калюхова да у копейского жилецкого стрельцы Данилова прибору Чихачова у Балахны у Дмитреева, да у казака у Григорьева прибору Бурцова у Федьки у Панкова» включал взятые у них силой литовскими людьми «четыреста куниц, сто дватцать бобров, семь тысяч белок, сто дватцать мехов заечих, да шесть литр шолку цветного, да три литры золота да серебра, да сусального иконново золота два фунта, да двесте сапогов, да два постава сукна, один черн, а другой лазорев, да два охобня изуфреных, один черлен, а другой жолт, оба с пугвицы серебряными, да три шубы бельи, да три однорятки с пугвицы серебряными (явно с ограбленных торговых людей — купца, стрельца и казака! — В.П.), да рукавицы с-ысподки двесте да полторы тысячи аршин полотна, да триста аршин сукна сермяжного, да сто аршин тафты розные, да две шапки мушских под сукном, одна под черленым, а другая под черным, а лисицы под ними обе буры, да тритцать шапок женских камчатых»
[399].
